Ледяное сердце

– Поняла-поняла. Справляйся, Катя, мол, сама. Сколько я ещё, как овощ буду ходить?

– Ещё недельку, может больше. В зависимости от тебя самой и твоего организма. Катя, выйди, мне нужно поговорить с ними наедине. Иди на урок и, если уж так хочется таблеток, кушай аскорбинки.

Теперь уже издевалась она. Аскорбинки у меня сейчас вместо завтрака, обеда и ужина. Не отвечая, я подошла к двери, положила руку на ручку и уже хотела открыть дверь, как услышала:

– И ты вообще знаешь, что такое еда? Тебе есть надо. Посмотри на себя: похожа на скелет. Тебя вообще кормят?

– Скорее это я всех кормлю, – пробубнив это, я вышла из кабинета.

Какое ей дело, как я выгляжу и ем ли я? Ем, иногда, когда сильно приспичит. Достав телефон и посмотрев на время, я поняла, что на первый урок я опоздала окончательно, на каких-то тридцать восемь минут. Я пошла сразу же на литературу, которая находилась на втором этаже. Подойдя к кабинету и опустив свою пятую точку на скамейку, я тут же услышала звонок с урока. Учащиеся стазу начали выходить, а я достала телефон и начала смотреть на чёрный экран, только, чтобы никто ко мне не лез.

– Ну, и где справедливость? Где она?

– И тебе доброе утро. Не знаю, жизни очень несправедливая штука.

Я даже не стала спрашивать у Лилит, что произошло, ведь она и так все выложит на блюдечке с золотой каёмочкой.

– Эта стерва поставила мне тройку за домашку. Только из-за того, что поняла, что я её списала. Вот только не я её списала, а у меня её списали.

Это было правдой, она была не очень умна в точных науках, а вот английский она знала на «ура». Хотя мои оценки благодаря больнице опустились ниже плинтуса, и все специально меня засаживают, чтобы я попрощалась с золотой медалью, но я все равно пытаюсь выйти на прежний уровень, а именно стать в глазах учителей странной зубрилкой с пятёрками. Все учителя удивлялись, как такая, как я может учиться на «отлично» и очень прилежно. А причина была в одном, я хотела получить золотую медаль и свалить, куда подальше, в универ, чтобы не встречать на улицах знакомые лица. Ну, а еще с жизнью без друзей и увлечений появляется много времени, которое я и тратила на одну учебу.

– Ну, и кто же на этот раз у тебя списал?

– Шестаковский. Представляешь. Мне тройку, а ему молодец. Убью гада при первой же возможности.

– Он тебе нравится, а ты ему. Вот вы и беситесь, отыгрываясь, друг на друге.

– Не начинай только. Эта поганая скотина мне не нравится, у меня к нему даже симпатии нет.

– Да, да, конечно.

– Я серьёзно, Кать.

– Хорошо, тогда почему любой наш разговор сводится к Арсению? Почему ты всё время сверлишь его взглядом и проклинаешь? Даже сейчас.

– Я не сверлю его взглядом, а строю план мести. И он мне не нравится, Серебрякова.

– И правда, он тебе не нравится, ты в него влюбилась, причем по уши.

– Екатерина Серебрякова, что ты такое несёшь?!

– Лилит, я ничего не несу, а говорю точные вещи. Если бы это было неправдой, ты бы просто пропустила это мимо ушей, а ты бесишься. Очень сильно. Аж сейчас дым из ушей повалит.

– А ты у нас психолог?

– Собираюсь стать. Только семейным.

И тут я прикусила язык. Чёрт. Я никому, никогда не говорила, кем хочу стать, да и вообще никому ничего не говорила.

– Правда? А я вот не знаю, кем хочу стать. Почему психолог?

Начинается. Как можно ответить на этот вопрос? Я сама не знаю на него ответ. Просто однажды мне захотелось стать психологом. Мне начало нравится наблюдать за людьми и анализировать их поступки, это очень странно, но я никогда и не была нормальной.

– Просто. Я не знаю. Пошли в кабинет, а тут становится слишком людно.

Она только кивнула. До большой перемены, которая была после третьего урока, все было спокойно. Лилит больше ничего не спрашивала, только рассказывала. Я никогда не ходила в столовую, а вот когда начала общаться с ходячим бедствием, это делать приходиться, есть, я не ем, а вот место занять это надо. Я уже сидела за столом и ждала пока Лилит купит себе еды, как какой-то придурок столкнулся с другим придурком и чай, который нёс первый, полетел весь на меня. И ладно бы у него был один стакан, так нет, их было два. И вот спустя пять минут, я стояла в женском туалете, оттягивала белую рубашку, которая была уже не белой, а насквозь пропитана чаем.

Что вот теперь делать? Идти на урок я в таком виде не собиралась, но и домой мне никак нельзя. В голову пришла одна мысль, но я не была уверена, что она сработает, ведь Аня с Артёмом тоже со мной не разговаривали, но попытка не пытка.

– Ань, не прогоняй сразу, – сказала я, только войдя в кабинет.

– Ладно, не сразу, можно постепенно.

– Ань, пожалуйста.

– Что? – она всё-таки отвлеклась от написания чего-то в каком-то журнале. – Что с тобой случилось, чёрт возьми?

Ну да, я бы, наверное, спросила тоже, если бы увидела такую картину: волосы на половину у меня были мокрые, рубашка целиком была пропитана чаем, ну, и джинсы, но их видно не было.

– Столовая, чай, два придурка.

– Я не знаю, что тебе предложить. Серьёзно. Это не из-за того, что я с тобой не разговариваю. Даже у меня есть капля совести в такой ситуации.