Читаем Ледяное сердце полностью

Папа… опять этот голос, но он мёртв, я точно знаю. Глюки, именно они, мозг просто выделяет вещество, которое осуществило моё желание, услышать его ещё раз. Самый последний раз. Просто глюки, просто этого не может быть. И я это прекрасно знаю.



Закрываю глаза. Голос в моей голове прав, нужно вернуться. Пора уже стать собой и так всем шесть лет нервы трепала. Пора вернуться обычной Кате.



Вижу свет, но он не такой, как перед воспоминаниями. Пытаюсь открыть глаза, получилось только с десятой попытки. Рот не закрывается, что-то мешает, а в горле какое-то странное ощущение, что-то вставлено. Рядом странный звук и странное чувство, что я не дышу. Через минуты две понимаю, что, скорее всего, нахожусь под искусственной вентиляцией лёгких. Инстинктивно дёргаю рукой, чтобы избавиться от неприятного ощущения, но руки привязаны, не могу ими пошевелить. Чёрт, я ведь только отключилась и максимум, что сделала, так это ударилась головой об пол. Надо привлечь внимание, что ли. Начинаю бить рукой об кровать, через пару минут ко мне кто-то подлетает, тяжело дыша, в человеке узнаю Александру Максимовну.



– Наконец-то. Катя, знала бы ты, как нас напугала всех. Четыре дня была в отключке. Больше никогда так не делай. Сама убью тебя»



Из воспоминаний меня вывел очень громкий голос брата:



– Кто будет с Бродягой гулять, а?! Одевай на себя шмотки и вперёд на улицу, а то живность завела, а ухаживать я должен.



Бродягу по моей просьбе привез Глеб на следующий день после моей выписки, а выписали меня только через десять дней. Сначала все были в шоке, ведь я не переносила животных вообще. Сколько Антон просил собаку из-за меня ему отказывали. А тут я сама притащила целую собаку. А что сделать, если захотела? Бабушка долго «ломалась» перед тем, как разрешить его оставить. Потом Антон долго кричал, что Бродягой собаку звать не будет, но в итоге я победила. Всё-таки моя собака. Тем более сложно спорить с тем, кто не может разговаривать. От пережитого шока я опять потеряла голос, как выразился психиатр, которому я вылила немного воды на голову, сам виноват, не люблю я психиатров, с головой у меня ведь всё в порядке. В общем, он сказал, что пока я сама не захочу начать разговаривать, голос не вернётся, а тогда я действительно не хотела разговаривать и что-то рассказывать. Да, и сейчас тоже, поэтому молчу я, как партизан, и счастлива. Прошлое так и сжирало меня, но оно часть меня, и я смогла немного, но смериться с ним.



А еще я поняла, что детская влюбленность в Волкова не прошла. Она только с новой силой накатила на меня. Я начала замечать его, начала видеть в нём того мальчишку, с которым дружила, а не напыщенного мудака, с которым познакомилась. Я старалась не анализировать это, ведь заканчивалось это одним и тем же. Ну, а девушка у него действительно швабра белобрысая. Никогда бы не подумала, что смогу так рассуждать о людях.



В школу я ходила, когда хотела. В основном я ходила каждый день, но иногда, после очередной ночной истерики, оставалась дома, и никто мне ничего не говорил. Учителя относились немного снисходительно, ИДТ отстала, только иногда требовала хотя бы четыре строчки стихотворения. Ну, а я вновь начала заниматься музыкой, поэтому иногда сдавала ей целую песню в виде стихотворения. Поначалу она думала, что это не я, а потом Лариска уверила, что это пишу я. Спортом вновь я заниматься не стала, просто не захотела.



За своими мыслями я не заметила, как оделась, а Антон вытащил меня на улицу. Через полторы недели Новый год. А вот в пятницу у нас концерт. На котором Лариска окончательно выберет себе подопечных. Время пролетело очень быстро. Мне только казалось, что я открыла глаза, а уже Новый год. Свадьбу Аньки и Артёма пришлось немного перенести на зимние каникулы. В очередной раз из-за меня, но они были не в обиде. Они искренне радовались, что я всё-таки открыла глаза, почти выздоровела и вернулась в школу.



Антон что-то рассказывал про наглых людей и водителей на дорогах, я слушала его вполуха, Бродяга прыгал в сугробах, каждый был по-своему счастлив. Но каждую идиллию может испортить даже малейшая гадость. В нашем случае это был Костров, в не очень трезвом состоянии. Не знаю, что у них там произошло в школе на днях, но стали они лютыми врагами. Если они сначала просто из-за меня не разговаривали, теперь они разговаривают на языке кулаков. Вот и сейчас я так и не поняла, кто ударил первый, но прекрасно знала, что Антон сегодня не победит из-за адреналина в крови Вани.



Я не могла крикнуть, не могла натравить Бродягу на Ивана, он слишком маленький. Пришлось немного импровизировать. Прошлось достать сердце с душой из пяток. Снежки. Это первое, что пришло мне в голову. Пришлось пару штук кинуть в лицо брату, но это помогло, не сразу, конечно, но получилось. И когда вышло, я облегченно выдохнула.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века