Ледяное сердце

Вид на Перевал открывался потрясающий. Небо над Лааре сегодня было залито ультрамарином, и на горизонте проступали резкие очертания гор. И казалось там, вдали, задрав голову, упал на колени гигантский каменный зверь — матёрый олень с огромными рогами. И где его рога почти касались спины, там и был Перевал — единственный путь в Лааре с востока. Зелёная шкура этого причудливого зверя подёрнулась редкой проседью снега на самом хребте, и вниз разбегались, сквозь сосны и ели, дорожки жёлтых лиственниц и багряные ручьи бересклета. И казалось, что олень ранен и, упав на колени, истекает алой кровью листьев осеннего леса.

Кайя смотрела некоторое время на тёмную полосу дороги, уходящую в сторону Перевала, и вспомнила свой недавний побег. Как же она была глупа! Она не прошла бы и половины этого пути.

Возможно, если отец не нарушит условий, если Эйгер сдержит своё обещание, если она доживёт до весны, то вернётся обратно по этой самой дороге. А возможно и нет…

И вздохнув, она направилась дальше за мэтром Альдом, отогнав мысли о том, что может быть, а чего нет. Они спустились вниз и оказались в библиотеке — большом помещении с высокими окнами на одной из стен. Комната была полна стеллажей с книгами в переплётах из кожи и свитками в деревянных тубах, сушёных трав, полок со склянками и кошек. Кайя насчитала пятерых. Но, судя по мискам, стоящим у камина, тут их было гораздо больше.

— Мыши, — произнёс мэтр Альд, когда Кайя погладила одну из них, рыжую с белыми и тёмными пятнами, — главные враги книг! А мои подружки не дают им уничтожить эти сокровища. Чаю? У меня хороший чай. С травами. Да ты присаживайся в кресло.

Кресло было неудобным, старым, продавленным и жёстким, но когда чашка горячего чая оказалась у неё в руках, Кайе вдруг показалось, что во всём замке нет места уютнее этой пыльной библиотеки. А полуслепой старик в истёртом камзоле — единственный, кто не питает к ней жгучей ненависти, не винит её в этой войне и всех бедах, кто не хочет повесить её на первой же сосне и кто ей рад просто так. Она вдохнула запах чая: чабрец, мелисса, кардамон, даже голова закружилась от знакомых коринтийских ароматов. В Обители частенько заваривали такой чай, и ей вдруг отчаянно захотелось расплакаться.

— Ты ведь из Обители Тары верно? Как поживает настоятельница Ладдерис?

— Вы знаете её? — удивлённо спросила Кайя.

— Да, когда-то давно, очень давно, когда я не был так стар и болен, и волосы мои были не эта пакля, а чёрные и длинные… тогда я был влюблён в неё, — он усмехнулся и хитро прищурился, — она была очень красивой. Но увы, она выбрала не меня, а служение богам. Она была из прайда Воздуха, а я из прайда Тверди, и наши звёзды не совпали…

Они говорили долго. Кажется, Кайя давно вообще ни с кем не говорила так долго и без страха, да и старик тоже, видимо, страдал от отсутствия общества. Она рассказала ему о том, как теперь дела в Обители, чем живут в Коринтии, какое делают вино, про мыло из лаванды и розовое масло, про Настоятельницу Ладдерис, про Рокну…

Она так увлеклась, что совсем забыла, где она, и только часы на башне, пробившие вторую часть полдня, заставили её вздрогнуть.

— Не бойся, дочка, — произнёс мэтр Альд и пожал её руку своей худой иссохшейся рукой с длинными пальцами, — здесь тебя никто не тронет, можешь приходить, когда захочешь. Только иди через внутренний двор, не ходи больше по перилам, этот замок очень осторожен с чужаками, если что не понравится — может и стряхнуть на землю, а ты всё-таки не птица.

Кайя посмотрела на него внимательно, толстые стёкла очков и белёсая плёнка на глазах — не притворство, он действительно очень плохо видит, но откуда тогда он узнал, что она ходила по перилам?

— Вы тоже слышите камни? — спросила она, наконец.

— Конечно. Я же Хранитель и айяарр, хотя моя нить к Источнику уже очень слаба.

— А как это происходит… как вы их слышите?

— Закрой глаза и прислушайся. Ты слышишь, как ругается Гарза с конюхом? Лает собака, кошка гремит миской, играет на дзуне какой-то бездельник в отсутствие нашего эфе, и я говорю с тобой, но каждый звук ты слышишь отдельно. И ты можешь слушать то одно, то другое. А ещё ты чувствуешь, как из приоткрытой двери тянет сквозняком. Также и камни, я их слышу, как ещё один звук, только говорят они не словами, и я чувствую их, как ты чувствуешь сквозняк. Когда ты, сняв туфли, взобралась на перила, они передали ощущения — твои ноги на камне, ты кружилась в зале — они играли музыку, твою печаль в спальне и тепло пальцев. Я могу их слушать, как ты сейчас слушаешь меня, а могу не обращать внимания, как на ту собаку, что лает во дворе.

Кайя прислушалась к себе и поняла — ведь и она может также. Когда хочет слушать, то ощущения и звуки приближались, а если нет — удалялись и пропадали совсем.

— И можно слышать всё, что происходит?

— Ну, не всё, конечно… В замке есть защита от этого, не каждому дано слышать всё. Но кое-что ты, конечно, можешь слышать, дочка, — хитро ответил старик.