Ледяное сердце герцога

До храма певица добралась, когда вечерняя служба заканчивалась. Где-то в глубине души точил жучок сомнений, стоит ли просить епитимью. Что, если ей повелят отказаться от сцены, удалиться в монастырь? Девушка не чувствовала в себе готовности к духовным подвигам.

Как только тоненький силуэт возник на фоне лампад, еще не погашенных служкой, отец Илларий, радушно распахнув руки, шагнул навстречу:

— Милтина, доченька, как ты узнала, что я тебя жду?

— Простите меня. Вам рассказали о моей беде? Я пришла на исповедь и готова нести епитимию.

— О какой беде ты говоришь? Это счастье. Счастье, что он согласился говорить с тобой. Все должно разрешиться, нельзя откладывать.

Милтина почувствовала дрожь в коленях, еще немного, и она опустится прямо на холодный пол.

— Кто согласился? Господь Бог? — едва слышно пролепетала она, подозревая, что с отцом Илларием творится что-то нехорошее.

— Герцог Эдуан! — воскликнул тот, напугав служку, который двигался сонно и едва бы закончил работу до полуночи, но после возгласа священника замелькал по храму веретеном.

— Кто? — задыхалась Милтина.

Священнику пришлось подхватить прихожанку под руку и довести до ближайшей скамьи. Девушка принимала происходящее за сновидение, что грезилось от усталости после ночного бодрствования и напряженных дум.

— Любимый тобой Громм, дитя. Я не буду говорить о нем, храня тайну исповеди. Надеюсь, он сам скажет, что должен.

«Как он узнал?! — прожгло все существо Милтины. — Я не говорила о герцоге. Как он узнал?» Чуть успокоившись, она произнесла сухо, как вердикт судьи:

— Известно, что он скажет, отец Илларий, к чему это испытание? Назначьте епитимью, пусть даже и в монастыре, только бы не краснеть перед лицом его светлости.

— Вот епитимья тебе, доченька: выслушай герцога, а потом обсудим твое будущее. Подожди меня здесь немного, помолись, я скоро выйду и провожу тебя.

Мысли Милтины разбегались как весенние ручейки, девушка стояла у святого образа, твердила слова молитвы и видела себя как будто со стороны: полутемный пустой храм, кое-где еще теплятся лампады, одинокая фигурка склонилась перед иконой. Девушка не могла поверить, что скоро будет лицезреть любимое лицо, услышит дорогой голос. Неужели ее пустят в дом герцогини? Почему священник так уверен в том, что Громм захочет говорить с певичкой?

Они шли незнакомым переулком, Милтина не различала домов, не воспринимала обращенных к ней слов священника, не поняла, зачем он остановился около покосившегося забора и пригласил пройти к невзрачному дому. Послушно шагнула в темноту, двинулась за огоньком свечи в руках взлохмаченного бородатого человека. Куда исчез отец Илларий, она не заметила, слышала только шепот молитвы. Вероятно, провожатый остался за дверью.

В центре комнаты, куда ее втолкнули, было светло. На столе устроился подсвечник с десятком свечей. Вопрос, что ей делать в этом убогом доме, так и не родился в голове девушки. Чуть раньше было не до вопросов, а сейчас все стало ясно. Громм стоял у окна. Сначала Милтина увидела светлую рубашку, а уже потом рассмотрела мужчину, но еще не увидев даже рубашки, только вдохнув этого воздуха, заметив игру теней на стенах, она осознала близость любимого человека. Каждый миг этой встречи запечатлелся в памяти Милтины. Повторилось то, что было тогда в замке: глаза Громма, полные восторга любви, ее сердце, ставшее бесконечно огромным.

Он помнил ее, думал о ней, он не разлюбил ее, хотя и старался. Могла ли влюбленная девушка ответить отказом на предложение Громма стать его женой? Лишить себя права на счастье ради его благополучия она еще сумела бы, но сделать его несчастным — никогда. Услышав, что в ее силах подарить ему любовь, могла ли она растоптать драгоценное чувство?

На следующий день отец Илларий обвенчал их.

Молодожены не думали ни о чем. Виктоу, свидетель их союза, предложил им свой кров. Громм не спешил возвращаться в замок, откладывал встречу с матерью. К счастью, контракт Милтины с театром заканчивался, спев четыре последних спектакля, она отказалась продлевать его, не объясняя причин. Директор выполнил обещание и отпустил певицу, хотя был безмерно огорчен.

Казалось, счастью не будет конца, но однажды Громма нашел сердитый мужчина. Милтина видела его в замке, там он вел себя уважительно, сейчас тон его был груб, слова жестки. Предвестником горького расставания оказался граф Солоу.

После ухода незваного гостя Громм и Виктоу долго обсуждали какие-то непонятные дела. Говорили о дуэли, о вражде семейства Горроу и барона Данетца, о том, что надо скрыть происходящее от женщин. Милтина разволновалась. Как раз сегодня она хотела сообщить мужу о том, что забеременела, но видя его озабоченное лицо, так и не решилась. Неужели счастливые дни прошли? Кто хочет разрушить их любовь? Юная супруга старалась не показать волнений, но чуткий Громм заметил их и постарался успокоить:

— Милая, все будет хорошо, верь мне.

— Я верю, любимый. Тревожится сердце, но это пройдет.

— Пройдет. Главное, что мы вместе навсегда.

«Мы вместе навсегда!» — эти слова поддерживали Милтину в разлуке.