Ледяное забвение

Прямо с аэродрома Гитлер направился в Гранд-опера и, гордый своими познаниями, сам был гидом в экскурсии по зданию театра. Потом его кортеж проехался по Елисейским Полям, задержался у Эйфелевой башни. В Доме инвалидов Гитлер долго простоял перед гробницей Наполеона, после чего высказал пожелание перевезти саркофаг сына Наполеона, герцога Рейхштадского, из Парижа в Вену. Повосхищавшись ансамблем площади Согласия, он поехал вверх на Монмартр, где назвал уродливой церковь Сакре-Кер. Поездка заняла всего три часа, но Гитлер назвал ее «сбывшейся мечтой его жизни».

В начале июля Берлин приветствовал своего фюрера бурей восторга, морем цветов и колокольным звоном. На улицах везде реяли флаги со свастикой, вывешенные из окон и развевающиеся на крышах. Жители Берлина пребывали в полнейшей эйфории. Самому фюреру триумфальное завершение французской кампании принесло и без того уже не знавшее удержу чувство самоуверенности в своем предназначении.

Спецпоезд Гитлера прибыл на Анхальтский вокзал, где его в полном составе ожидало имперское правительство. Геринг произнес несколько глубоко взволнованных слов приветствия. Фюрер обошел фронт почетного караула и затем, стоя в открытом автомобиле, под возгласы невероятного восторга и аплодисменты высыпавших на улицы берлинцев проехал в рейхсканцелярию по сплошному ковру из цветов. На Вильгельмплац стояли огромные толпы, своими нескончаемыми выкриками люди заставляли его во второй половине дня не раз выходить к ним на балкон. Для чествования Гитлера в имперскую канцелярию прибыло огромное число посетителей — министров, гауляйтеров и прочих нацистских бонз. Генералы вермахта на этих торжествах не присутствовали.

Отсняв проезд Гитлера по ликующему Берлину, Гюнтер направился прямо к Остеру домой, где застал его в состоянии тягостной озабоченности и напряжения.

— После наступления Гитлера на западе лорд Галифакс заявил моему человеку в Ватикане, что союзные державы больше не выражают готовности пойти на контакт с германским Сопротивлением и он, мол, начинает сомневаться в том, что среди немцев вообще существуют порядочные люди, которым можно доверять, — объяснил Остер причину своего мрачного настроения.

— Ну и черт с ним, с этим Галифаксом! — отмахнулся Гюнтер. — Толку нам от этого Запада все равно никакого. Франция сдалась фактически без боя, а британская армия еле ноги унесла на свой любимый остров. Так что борьба с режимом — это наше внутреннее дело и на чью-то помощь извне нечего и надеяться.

— Согласен. Но сейчас мы оказались в ситуации, когда любой вариант развития событий повлечет для нас весьма негативные последствия. Победа Гитлера усилит нацистский режим как в Германии, так и на захваченных европейских территориях. Поражение отдаст Германию на растерзание победителей. Такой вот выбор — между молотом и наковальней.

— Мне сегодня ясно одно: армия и народ поддержат переворот лишь в том случае, если из-за Гитлера им придется вкусить горечь поражения.

— Активное использование армии в ходе переворота невозможно без согласия на это высшего военного руководства. И побудить их к действиям можно лишь единственным путем — поставить перед свершившимся фактом устранения Гитлера. Поэтому вопрос о покушении на фюрера для нас теперь главный. Я, во всяком случае, других способов свержения нацистского режима, кроме как убить Гитлера, не вижу! — убежденно произнес Остер.

— Фюрера охраняют так, что организовать успешное покушение на него просто нереально. И ты сам это прекрасно знаешь, — заметил Гюнтер. — Но даже если Гитлера каким-то образом удастся устранить, вряд ли это приведет к свержению нацистского режима. Главой Третьего рейха автоматически станет преемник фюрера Геринг, которого наверняка поддержит люфтваффе. Да и верное Гитлеру кригсмарине тоже будет на стороне преемника фюрера, а не оппозиции. Так что очень сомнительно, что убийство Гитлера подвигнет высшее руководство вермахта использовать армию для переворота.

— Ты прав, к сожалению, — сказал Остер. — Люфтваффе и военный флот не поддержат переворот. Геринг же единственный человек из ближайшего окружения Гитлера, который мог бы претендовать на популярность среди немцев. И если бы он возглавил правительство, это придало бы перевороту видимость законности. Его личная моральная нечистоплотность, коррумпированность и циничная беспринципность отчасти компенсируется тем, что он всегда был сторонником достаточно взвешенной внешней политики и противником наступления на западе, хотя открыто бросить вызов фюреру не рискнул бы. И когда в оппозиции обсуждался вопрос, с Герингом или без него, все были согласны лишь в том, чтобы предоставить Герингу выбор: поддержать военный переворот или нет можно будет лишь после его успешного завершения.