Она тоже протянула закутанную в перчатку и рукавицу руку. Круглые, как шары, ладони молодых людей сблизились в полярном «рукопожатии», напоминавшем приветственный жест боксеров. Поль Редон и Жанна Дюшато здоровались тем же манером. Леон запротестовал против «чудовища».
— Нет, нет, именно чудовище, — прервала молодая девушка. — Мы все напоминаем четверку вставших на задние лапы медведей. Нас почти невозможно отличить в этой одежде — меховые воротники до глаз, шапки до бровей, синие очки…
В это время репортер с поистине медвежьей грацией предложил прелестной канадке согнутую в локте руку:
— Не желаете ли пройтись, мадемуазель, слегка размять ноги?
— Охотно, сударь, блестящий наст так и зовет на прогулку, но лучше бы надеть лыжи.
— Я к ним не привык и боюсь упасть.
— Не бойтесь, падения здесь опасны только для самолюбия, но уж я-то не буду смеяться. Хотите покажу, как ходить на лыжах? Вам понравится, вот увидите. Без них здесь не обойтись.
Девушка говорила с такой заботой и таким участием, что наш репортер чуть не прослезился от умиления.
Марта тем временем оперлась на руку молодого ученого, и обе пары стали медленно ходить по кругу, образованному нагруженными санями и неподвижно сидящими собаками. Так они прогуливались каждое утро. И каждый раз забавлялись одной и той же игрой — узнать друг друга в этой бесформенной меховой оболочке. Ошибки были нередки, что смешило всех четверых и делало еще более веселыми прогулки в разгоравшихся утренних сумерках.
Ветер стих. Из-за горизонта выплыла долька солнечного диска темно-вишневого цвета. Огромное солнце медленно поднялось над розовыми снегами. Красный диск минуту или две оставался неподвижен, затем начал склоняться к горизонту и… скрылся. Это внезапное исчезновение светила, хотя оно повторялось ежедневно, вызвало у зрителей ощущение почти физического дискомфорта. Ах, эти долгие зимние сумерки и еще более длинная зимняя ночь. Казалось, что с уходом солнца жизнь замирала…
— Все! — вздохнул Леон.
— Вот и день прошел, — взгрустнул Поль. — Жди теперь следующего восхода двадцать три часа пятьдесят пять минут. Сейчас вернемся в палатку, скинем кое-что из одежды, приготовим завтрак, погреемся у керосиновой печки, зададим корм собакам, а тем временем мороз усилится, и будешь дрожать уже везде — на улице, в палатке, у печки, в постели… Б-р-р-р! Нелегко достаются сокровища в царстве холода!
— Грех жаловаться. Мы уже добыли золота на сто двадцать тысяч долларов. У каждого в банках Доусон-Сити лежит по сто тысяч франков. Разве не замечательно? — возразил своему другу Фортэн.
— Как посмотреть. По-моему, дело движется слишком медленно.
— Имей же терпение! Дела идут совсем неплохо.
— Ты, как всегда, всем доволен.
— Это потому, что я счастлив. — Леон бросил нежный взгляд на Марту, опиравшуюся на его руку.
— Да, конечно. Но, на мой взгляд, холодновато для счастья. Мои губы покрыты ледяной коркой, а когда я высовываю из палатки нос, он превращается в мороженую картошку и с него слезает шкура. Того и гляди, отвалится. Мадемуазель Жанна, давайте еще походим. Я уже превратился в сосульку.
— Ваш язык чувствует себя превосходно, месье Поль, — засмеялась девушка. — Не в обиду будет сказано, но говорите вы без остановки.
Все четверо расхохотались.
— Вы правы, я болтаю как попугай, которого угостили пирожным с вином. Но, увы, манкирую многими моими обязанностями, — заметил Редон с обычной шутливостью, составлявшей одну из притягательных черт его характера.
— Обязанностями? Какими же? — все еще смеясь, спросила Жанна.
— Веду себя с вами как настоящий эскимос. Вы прелестны, я таю от восторга, но, закутанный до глаз во все эти меховые тряпки, не могу поухаживать как подобает.
— Вы только посмотрите на этого сердцееда!
— Однако для ледышки ты проявляешь слишком большой пыл, — съязвил Леон. — Поздравляю, рад за тебя!
— Но это прекрасно! — возразила хорошенькая канадка. — Значит, в Ледяном аду, как вы называете этот край, живут веселые грешники!
Так, перебрасываясь шутками, компания отошла от лагеря метров на шестьсот.
— Что-то брата долго нет, — озабоченно заговорила молчавшая Марта. — Он слишком молод для столь продолжительных вылазок.
— Не беспокойтесь, — тут же принялась успокаивать ее Жанна. — Он крепкий, смелый, выносливый. В этом возрасте канадские юноши одни уходят в экспедиции, и надолго…
В этот момент из-за низких холмов, цепочкой уходящих на восток, раздался оружейный выстрел.
— Его винчестер! — радостно воскликнула канадка. — И даже вроде бы вижу дымок от выстрела.
— Ну и зрение! — поразился репортер. — Я ничего не вижу. И как это вы отличаете звук карабина юного Грандье от карабинов вашего отца или папаши Лестанга?
— Во-первых, у каждого ружья есть свои особенности, а следовательно, его «голос», как и голос человека, неповторим. Во-вторых, папа и Лестанг вернутся не раньше, чем через два дня. До индейца, который должен отвести нас на Золотую гору, путь неблизкий.
— Я очарован и покорен! — воскликнул Поль. — У вас есть ответ на все вопросы.