Читаем Ледяной клад. Журавли улетают на юг полностью

На берегу, в кузнице, с тонким звоном падали на наковальню молотки там клепали, ремонтировали металлический такелаж. За кузницей жужжало колесо — это перевивали веревочную снасть. Толстые черные канаты, как рельсы, лежали на земле.

Тропинка разделилась на две. Варя свернула на левую. Александр пошел было с Евсеем Маркелычем.

— А вы бы меня проводили, — сказала Варя.

— Пожалуйста! — с готовностью откликнулся Александр.

Высокие бурьяны — полынь и лебеда — плотной стеной стояли по сторонам тропинки, идти рядом было тесно и неловко. Александр взял девушку под руку. Варя шла, свободной рукой обламывая на ходу макушки горько пахнущей полыни.

— Вот вы, значит, и домой приехали, — вдруг сказала она.

— Не совсем еще.

— Это считать нечего.

— Если это считать нечего, так и вы тоже скоро дома будете.

Варя высвободила руку и пошла вперед. Александр успел заметить, как напряженно у нее сдвинулись брови, совсем по-отцовски.

— Буду, конечно…

Верхушки полыни дождем летели на тропинку. Варя обрывала их и бросала обеими руками.

— Счастливо вам на новом месте работать! — отрывисто сказала она, даже не оглядываясь на Александра.

— Спасибо, Варенька… Эх, если бы вы знали, как мне сейчас домой хочется! Ничего другого на свете не надо — только бы домой!..

Тропинка круто спускалась в небольшой овраг. Здесь уже стлались густые предосенние сумерки, холодом и сыростью тянуло от бурьянов. Варя остановилась и, резко повернувшись, глянула прямо в лицо Александру:

— Ничего не надо?

— Ничего! — улыбаясь, сказал Александр.

Варя протянула ему руку:

— Мне тут уже недалечко, дойду одна. До свиданья!

— Варя, я провожу…

— Нет, не надо! — Варя быстро пошла по тропинке.

— Варя, подождите!..

— Вы ведь домой торопитесь, вам некогда, — не оглядываясь, кинула она. — Мне тоже некогда!

И, оставив ошеломленного Александра одного, на ходу слегка поводя плечами, Варя поднялась на противоположный скат оврага и скрылась за густыми бурьянами.

Глава восьмая

НОВОЕ РЕШЕНИЕ

Евсей Маркелыч прирос к скамье. Все было сказано. И все было ясно. Давно следовало встать и уйти. Но он сидел, тискал в жестких ладонях фуражку, глядел в распахнутые створки окон, где лежали поздние, переходящие в чернь ночи сумерки, и не мог решиться встать. Встать — это значило согласиться. Встать — это значило принять все на свои плечи. И он сидел и молчал, чего-то еще выжидая.

Это — и именно так — понимали и Петр Федорович, впотьмах жадно куривший папиросу за папиросой, и парторг леспромхоза Иван Антонович Глущенко, и Трифон Васильевич, начальник рейда. Они много уже говорили, и теперь, если замолчал Евсей Маркелыч, следовало и им помолчать. Дождаться, когда он встанет и тем самым скажет: да.

Фиолетовое небо быстро темнело, как темнеет промокательная бумага, положенная на разлитые по столу чернила. Вызывающе четко где-то за спиной Евсея Маркелыча отщелкивал доли минут маятник ходиков.

— Значит, плыть? — наконец сказал Евсей Маркелыч.

Ему никто не ответил. Много раз повторялось, что надо плыть. Зачем же еще говорить!

Петр Федорович встал:

— Ты подумай еще. Мне хочется, чтобы ты сам понял.

— Пошел я! — глухо сказал Евсей Маркелыч. — А слово мое: что ж, согласен, коли так дело сложилось…

Наткнувшись на стол и с сердцем двинув его в сторону, он ощупью отыскал дверь, толкнул ее ногой и исчез в темноте.

Петр Федорович вышел следом за ним на крыльцо, постоял, прислушиваясь к его неровным шагам, и мягко сказал через плечо:

— Трифон Васильевич, надо будет им одеждой, обувью подсобить.

Начальник рейда неохотно откликнулся:

— Где взять? Нет у меня лишнего.

— Дай из нелишнего.

— И нелишнего нет.

— Все равно дай. Ты понимаешь: девчата ехали на неделю, кто в чем; есть и вовсе налегке. Дай.

— Ладно.

Петр Федорович вернулся на свое место.

— И снасть запасную — все, что есть у тебя на складе, им отдай.

— С этим дело проще, кое-что наберу.

— Команду бы усилить, человека три мужиков, — вмешался Глущенко.

— Этого не могу. Сами знаете, Иван Антонович, нет на рейде ни одного мужчины, все в низовьях с плотами.

— Знаю. И все-таки есть.

— Где? Кто?

— В Енисейске на ремонте «Сплавщика» у тебя четверо мужчин занято.

Начальник рейда покачал головой:

— Это квалифицированные рабочие. Их снимать нельзя.

— У тебя срочного ремонта, кроме «Сплавщика», нет, — возразил Глущенко.

— Срочного нет, а вообще ремонтных работ много и квалифицированных рабочих не хватает.

— Пусть оставшиеся напряженнее поработают, — не уступал Глущенко, — а этих, как закончат ремонт, вместе с пароходом пошли. Пойми: девчатам нелегко будет.

— Понимаю. Но…

— Пошли! — строго сказал Петр Федорович. — Иван Антонович правильно говорит: нельзя это задание только на плечи Евсея Маркелыча с его командой перекладывать, на всех надо разложить.

— Сделаю, — помолчав, ответил начальник рейда.

— И еще одного человека надо послать, — сказал Глущенко. — Меня надо послать.

— Сразу, отсюда? — спросил Петр Федорович.

— Да.

— А если тебе сперва в Енисейск поехать и поторопить людей с ремонтом? Так будет не лучше?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза