По мере приближения к горам с ледника становились видны ярко-зеленые линии и штрихи на нижних склонах, а на вторичных вершинах виднелись участки бледно-зеленого оттенка на высоте около двух-трех тысяч футов. Внизу преобладал ольшаник, а на вершинах благоденствовали цветущие растения, главным образом кассиопея, вакциниум, грушанка, мелколепестник, горечавка, колокольчик, анемона, дельфиниум, водосбор*, а также травы и папоротники. Кассиопея – самое широко распространенное, красивое и экспансивное из всех этих растений. В некоторых местах ее нежные стебли образовывали покров толщиной более фута и длиной несколько акров, а цветение было настолько буйным, что в одной случайно сорванной горстке оказывались сотни бледно-розовых колокольчиков. Одна мысль об этом чудесном аляскинском саде согревает душу. Хотя слой истерзанной бурями земли, на которой рос сад, имел толщину около полумили, всего несколько столетий назад надо всем этим буйством красоты тек громадный ледник, как река по камням. Однако из холодной и мрачной утробы истирающего в пыль все на своем пути ледяного исполина на свет появилась теплая, бьющая ключом жизнь, напоминая нам о том, что сила, которую мы из страха и невежества считаем разрушительной, на самом деле является самой что ни на есть созидательной.
Когда начало смеркаться, я покинул этот благословенный сад, спустился на ледник и вернулся в свой одинокий лагерь. Выпив немного кофе и подкрепившись хлебом, я вновь поднялся по морене к восточному краю большой ледяной стены. Ее общая протяженность составляла около трех миль, но длина неровного производящего айсберги участка, который перекрывал весь фьорд от стены до стены, подобно огромному зелено-голубому барьеру, не превышал в ширину двух миль и поднимался над водой на двести пятьдесят – триста футов. Замеры глубины, сделанные капитаном Кэрроллом*, показали, что эта ледяная стена уходит под воду на семьсот двадцать футов, и еще одна пока не измеренная часть погребена под моренными отложениями у ее подножия. Таким образом, если убрать воду и обломки горных пород, перед нами предстал бы отвесный ледяной утес длиной почти две мили и высотой более тысячи футов. Издалека, при приближении к фьорду, передний край ледника казался относительно ровным, но это далеко не так: во фьорд врезались крутые зазубренные ледяные мысы, чередующиеся с острыми гранями, глубокими расселинами и гладкими бастионами, в то время как поверхность фронтальной стены была испещрена бесчисленными шпилями, пирамидами и острыми зубчатыми гребнями, которые наклонялись, падали или вонзались в небо.
Количество откалывающихся айсбергов варьировалось в зависимости от погоды и приливов, в среднем один в пять-шесть минут, считая только те, грохот которых был слышен на расстоянии двух-трех миль, тогда как рев самых больших при благоприятных условиях разносился более чем на десять миль. Когда большая глыба откалывалась от верхней испещренной трещинами части стены, сначала раздавался долгий леденящий душу рев, постепенно переходящий в глухое рычание, за которым следовал лязг и скрежет других айсбергов, взволнованно танцующих на волнах, приветствуя новичка, а затем доносился шум волн, которые обрушивались на пляж, разбиваясь о морены. Однако самые крупные и красивые айсберги откалывались не от верхней изрезанной ветрами части фронта, а от той, что находилась под водой. Они мгновенно всплывали на поверхность и с невероятным грохотом подлетали до самой вершины стены, образуя многотонный столб воды, которая, словно волосы, струилась вниз с их боков. Они вновь и вновь погружались и выскакивали из воды, пока наконец не обретали равновесие и свободу после многовекового заточения внутри медленно сползающего с гор ледника. И пока они безмятежно плыли вниз по фьорду к морскому простору, я думал о том, как прекрасно, что лед, который образовался из спрессованного снега высоко в горах два или три столетия назад, сумел сохранить свой изумительно чистый цвет, проделав столь долгий и трудный путь сквозь горные каменоломни, шлифуя и формируя черты предопределенных ландшафтов.