Ледяные чертоги Аляски

Следующим утром на рассвете я вновь стал подниматься по относительно гладкому восточному краю ледника, надеясь осмотреть его верхнюю область питания. Примерно в пяти милях за фронтальной стеной я поднялся на гору высотой две с половиной тысячи футов, с цветущей вершины которой, благо день выдался ясный, мне открылся вид на весь огромный ледник и его главные притоки. Вместо того чтобы ледяной рекой, петляя, спускаться по окруженной горами долине, подобно самому большому из швейцарских ледников, Мьюр выглядел как широкая холмистая равнина, испещренная срединными моренами*, изрезанная расселинами и окруженная бесчисленными горами, с которых стекали многочисленные ледниковые притоки. Я насчитал семь главных притоков длиной от десяти до двадцати миль и шириной от двух до шести миль в месте слияния со стволом ледника, каждый из которых питало множество вторичных притоков. Всего с фирновых бассейнов высоко в горах спускалось около двухсот больших и маленьких притоков, не считая самых мелких. Площадь, осушаемая этим огромным ледником, составляла около семисот или восьмисот миль. В нем одном, вероятно, содержалось столько же льда, сколько в одиннадцати сотнях швейцарских ледников вместе взятых. Его длина от фронтальной стены до самого дальнего фирнового бассейна составляла около сорока или пятидесяти миль, а ширина чуть ниже места слияния с главными притоками – около двадцати пяти миль. Хотя казалось, что ледник неподвижен, как горы, на самом деле он пребывал в вечном движении, скорость которого зависела от времени года, но в большей степени от глубины ледяного потока, а также угла наклона бассейна и того, насколько ровным и прямым он был. Скорость течения центральной каскадной части у переднего края ледника, согласно исследованиям профессора Рида, составляла от двух с половиной до пяти дюймов в час, или от пяти до десяти футов в день. Полоса основного ствола шириной около мили, простиравшаяся вдоль восточного края примерно на четырнадцать миль до озера, заполненного айсбергами, двигалась крайне медленно и на ней практически не было трещин, так что даже сотня всадников могла бы проехать по ней плечом к плечу, не встречая препятствий на своем пути.

Однако куда большая часть огромного пространства, которое издалека казалось гладким, при ближайшем рассмотрении оказалась изломанной и скомканной. Это была поразительная сеть бугристых хребтов и острых, как лезвие ножа, гребней, разделенных зияющими пропастями и расселинами, так что исследователю было бы крайне сложно пересечь ледник от одного края до другого. Во встречающихся время от времени в самом сердце ледяной пустыни небольших впадинах образовались маленькие озерца, подпитываемые стремительными ручьями, которые, не встречая сопротивления, неслись по своим сверкающим голубым каналам, напевая восхитительную мелодию и нежно звеня, словно серебряные колокольчики. Вдоль их берегов лучились похожие на цветы кристаллы неописуемой красоты, однако лишь немногие смогут насладиться их красотой. К счастью, для большинства путешественников громогласная фронтальная стена ледника не только легкодоступна, но и является самой интересной его частью.

С того места, где я стоял, также открывался превосходный вид на величественный горный массив, окружавший исполинский ледник. Долины основных ледников-притоков тянулись на север, скрываясь в тени облаченных в роскошные снежные мантии могучих гор, которые следовали друг за другом до самого горизонта. Самая необычная из них имела форму прекрасной короны со слегка рифлеными сторонами и находилась в центре второго главного притока, считая слева направо. На западе во всем великолепии раскинулся хребет Фэйрвезер, который пытался дотянуться до небес своими пиками и ледниками. Гора Фэйрвезер не была самой высокой, зато в этой компании небожителей ей не было равных по горделивой стати и благородству архитектуры. Не менее восхитительна гора Лаперуз* в южной части хребта: она увенчана симметричными вершинами и облачена в элегантную мантию из снега и льда. Гора Литуйя* с моей точки обзора казалась огромной, массивной башней, от которой веяло суровой простотой. Ее угрюмое одиночество одновременно восхищало и пугало. Гора Крийон*, хотя и была самой высокой из всех (ее высота составляет почти шестнадцать тысяч футов), выдающихся черт не имела. Тяжелые ледники проточили на ней длинные извилистые борозды, сделав гору похожей на огромную витую морскую раковину. Более низкие вершины ледника Мьюра, как, например, та, на которую я поднялся, устилал яркий цветочный ковер, но его красота блекла на общем фоне.

Вид на ледник Мьюр. Рисунок Джона Мьюра из дневника 1879 г.