Ледовая шхуна. Маниту. Врата Азерота. Самый большой счастливчик

«Арртхейн», — так они обращались к Моргейн, что означало «миледи». Пока они странствовали, Моргейн мало-помалу обучала его этому языку. Он вполне понимал слова вежливого обращения, угрозы и прочее необходимое. Эти маленькие смуглые люди не были кхелами. Но старики, совершенно очевидно, почитали их, и поэтому они приветствовали Моргейн, приняв ее за кхела, на которых она была похожа.

Он взял себя в руки. Поначалу душа его содрогнулась, когда он услышал этот язык, доносившийся из человеческих уст. Но он сразу смирился с этим. Повсюду, где бы ни бывали кхелы, их речь оставила свои следы, и даже язык Ваная, по словам Моргейн, содержал много оставленных ими понятий. Это было трудно понять, но это было так. Но больше всего его удивляло то, что люди эти говорили на почти не искаженном языке кхелов. Кхемей — так они к нему обращались, что означало «спутник» — и звучало почти как кхемен. Здесь, где почитали кхелов, он не был «милордом»:

— Мир всем, — приветствовал он их тихим голосом, как было принято почти везде, и услышал:

— Какую радость мы можем доставить тебе и твоей леди?

Но он не мог ответить, хотя и понял вопрос.

С ними заговорила Моргейн, а они — с нею. Спустя мгновение она искоса посмотрела на него.

— Слезай, — сказала она на языке кхелов. — Это дружественный народ.

Но это было сказано исключительно для того, чтобы заверить жителей деревни в их мирных намерениях. Он спешился, но ни на миг не утратил бдительности и не отошел от нее ни на шаг. Он стоял, сложив руки на груди, чуть в стороне, откуда он мог видеть и ее, и тех, с кем он говорил, и тех, кто подходил с разных сторон. Это не очень ему нравилось, хотя ни один из них не проявил недружелюбных намерений.

Кое-что из того, что говорилось, он понимал. Уроков Моргейн было достаточно, чтобы он понял, что им обещают приют и еду. Акцент слегка отличался от того, с которым говорила Моргейн, но не больше резал слух, чем тогда, когда она говорила на его родном, языке.

— Нам предлагают приют, — сказала Моргейн, — и я решила согласиться остановиться здесь на ночь. Пока нам здесь ничего не грозит, как я вижу.

— Как пожелаете, лейо.

Она показала на красивого мальчика лет десяти.

— Это Син, старший из внучатых племянников Битейна. Он присмотрит за лошадьми, но я бы предпочла, чтобы этим занялся ты, с его помощью.

Это означало, что она решила остаться с ними одна. Это не слишком обрадовало его.

— Прошу сюда, кхемейс, — сказал ему мальчик. Моргейн удалилась в дом вместе со стариками, а мальчишка повел его в хлев, пытаясь скрыть неловкость, как любой деревенский мальчишка, не привыкший к чужакам и оружию. Пожалуй, он дивился его росту, благодаря которому он в этой деревне выглядел весьма внушительно. Ни один мужчина в деревне не доставал ему до плеча. Возможно, думал он, его считают здесь кхелом-полукровкой, и этим он не мог гордиться. Но спорить с ними не имело смысла.

Син о чем-то болтал, пока они не пришли в хлев и не начали распрягать лошадей. Он что-то пытался отвечать, пока ему это не надоело, и на очередной вопрос Сина он ответил:

— Прости, я не понимаю.

Мальчишка удивленно уставился на него, поглаживая кобыле холку.

— Кхемейс? — спросил мальчишка.

Он не мог объяснить. Он мог сказать: «Я здесь чужой» или «я из Андур-Керше», или что-нибудь другое, но стоило ли? Не лучше ли было предоставить все подобные разговоры Моргейн, которая понимает этих людей и сама способна выбрать, что можно сказать, а что нужно скрыть?

— Друг, — сказал он, потому что это он мог сказать, и лицо Сина просветлело.

— Да, — сказал Син и стал чистить кобылу скребницей. Син с радостью делал все, что показывал ему Ванай, и тонкое его лицо сияло от удовольствия, когда Ванай улыбнулся и попытался выразить удовлетворение его работой.

Хорошие люди, люди с открытыми сердцами, подумал Ванай и почувствовал себя в безопасности.

— Син, — сказал он, тщательно подбирая слова, — ты займешься лошадьми. Согласен?

— Я буду спать здесь, — заявил Син, и в темных глазах его вспыхнул восторг. — Я буду заботиться о лошадях, о вас и о вашей леди.

— Пошли со мной, — сказал Ванай, поднимая на плечо их имущество, седельные сумки с тем, что было им необходимо на ночь, с пищей, которая могла привлечь зверей, и с сумкой Моргейн, в которой не оставалось ничего, что могло бы потешить чье-либо любопытство. Общество мальчика доставляло ему удовольствие — тот, разговаривая с ним, ни на минуту не утрачивал спокойствия, и счастливое выражение ни на минуту не сходило с его лица. Он положил ладонь на плечо Сина, и мальчик просто надулся от важности на глазах других мальчишек, глядевших на него издали. Они добрались до большого здания и поднялись по деревянным ступенькам.