Легенда дьявольского перекрестка

- Стоило ему назвать себя, как трактирный зал на некоторое время исчез. Никого из вас не было рядом, он и я стояли друг напротив друга у края какой-то скалы, возвышавшейся посреди бескрайнего моря. Огненные шары летели с небес безостановочно и со взрывами падали в воду, в месте падения превращая ее в пар. Я видел ангела смерти исполински огромным в окружении неисчислимого количества ястребоголовых птиц, и рядом с ним они не выглядели такими крупными. Лик ангела был ужасен тем, что ничего не выражал, не выказывал никаких чувств, а глаза его - это две черные бездны тартара. Он распахнул крылья, и тень от них закрыла всю скалу без остатка. Каждое перо в его крыльях имело свой собственный глаз ярко-оранжевого цвета. И откуда-то мне было совершенно точно известно, что они живые, будто отдельные, самостоятельные существа на теле ангела, что они смотрят всюду и на все сразу.

Пол остался на месте, и в то же время путникам показалось, что он стремительно ушел из-под ног. Они услышали протяжный свист, как при падении с большой высоты, почувствовали поток воздуха, скользивший по лицам, все еще понимая, что остаются недвижимы.

Стены трактира закачались, громко затрещали и рухнули пылью. Николаус и Михаэль видели, как разлетелся стол, где остались шпага молодого человека и трехгранный стилет купца, спрятанный в потайном кармане плаща. Слишком поздно спохватились.

Погружаясь в темноту в окружении какофонии неприятных звуков, путники сильнее сжали руки.

Глава сорок девятая

Слегка запрокинув головы, чернокнижники стояли вокруг жаровни с диковинными благовониями, которые, как утверждал Виллем-колдун, помогают сконцентрироваться, обостряют память и придают ясность уму. Благовония удалось разыскать и приобрести с большим трудом. Для этого седовласому Бреверну пришлось приложить немало сил, подключить связи и потратить внушительную сумму. Как князь, вместе с недругами покоривший и всех толстосумов, он мог себе такое позволить, а как колдун, затеявший чудовищный ритуал ради своего спасения, просто обязан был это сделать.

Огонь на дне жаровни вертелся, угасал и ненадолго вспыхивал, выхватывая из мрака сосредоточенные лица чародеев, певших заклинания. Колдуны то кричали, то переходили на шепот, всегда следуя подсказкам, которые Бреверн давал каждому.

Купца из помещения наверху он напоминал в самых общих чертах: выглядел моложе и подтянутее, хотя и был полностью седым, в нем чувствовались властность, уверенность и нежелание отступать перед чем-либо. Кроме того он обладал способностью убедить практически любого человека даже в самом невероятном. Если в этом свойстве и заключалась магия, то самую малость - все зависело от внушаемости объекта, готовности верить и доверять. Ведь не так давно именно седовласый Бреверн убедил примкнуть к нему Виллема-колдуна, поначалу смирившегося с судьбой и отказывавшегося расплачиваться за ошибки другими людьми.

Иногда сквозь пение заклинаний слышался чуть сдавленный хохот Николауса фон Граусбурга, которому нравилось происходившее. Чародей-воин давно отрекся от родины, добровольно остался без близких и путешествовал от междоусобицы к междоусобице, от войны к войне, чтобы получать удовольствия в кровавых битвах. На юношу из трактирного зала он нисколько не походил, в крайнем случае, на его старшего брата, потрепанного жизнью и забывшего о чести, пристойности, манерах. Услышав истории о своих копиях, проживших короткие, но такие насыщенные жизни, он стал испытывать досаду по поводу того, что в свое время просил у дьявола полной независимости, свободы от любых обязательств, верного оружия и доброго коня, а не чего-то большего. Он даже не подумал потребовать неуязвимости. Лишь теперь осознав свой промах, Николаус-воин стал питать страшную неприязнь к юному фон Граусбургу, словно именно тот был всему виной.

На боку у Николауса-воина висела тяжелая шпага, с эфесом, отшлифованным рукой до яркого блеска. Некогда рукоять складывалась из сотен переплетенных нитей, которые скручивались между собой, поднимались десятком дужек, соединявшихся в замысловатую гарду. В отличие от этого клинка шпага седовласого колдуна была короче, значительно легче и вместе с тем много дороже, потому что являла собой замечательное произведение искусства.

Чернокнижник Пауль Рейхенштейн, магические способности которого Виллем-писарь угадал совершенно правильно, вовсе представлял собой полную противоположность нотариусу, дожидавшегося своей участи наверху. Колдун при очень высоком росте был немыслимо худ, как фигурка из связанных веточек и пучка травы. Он мнил себя гораздо умнее того, кого избрал своей жертвой, ведь если нотариус только на перекрестке миров догадался, кем являлся злонамеренный брат Томас, то он-то понял это еще в келье монастыря Швенцен.