Легенда дьявольского перекрестка

Малах Га-Мавет признал свой экскурс логически завершенным и переключился на Эльзу Келлер. Заметив взгляд, та пожала плечами и с достоинством проговорила:

- Я ведь уже предупреждала, что со мной не происходило ничего подобного. Ни демоны, ни люди, в которых я не распознала сатанинское отродье, в моей жизни не присутствовали.

- Так ли? - поднял брови ангел смерти. - А те сверкающие глаза, черные от центра зрачка до края радужки, вам разве не знакомы?

- Дались вам эти глаза, - ответила Эльза, теряя терпение.

- Еще как.

- Какое отношение ко мне может иметь горбун из чужого мира? Вы ведь имеете в виду того человека, который в отличие от моего Хорста принял сделку с дьяволом и поплатился за это не только уродством?

- Да. Но, милая Эльза, не воспринимайте его горбуном. Помните, что, став повелителем иллюзий, он мог играть с вашим воображением, вашим зрением и прочими чувствами, как ему заблагорассудится.

Эльза поежилась, наконец-то осознавая сказанное.

- Не может быть, - выдавила она из себя и тут же онемела.

Потихоньку все встало на свои места, пришло ясное понимание, а вместе с ним переживания за чувства обманутого супруга.

Вот сейчас Хорст и узнает, что их остановка на перекрестке дьявола задумана самой Эльзой. Не важно, от кого станет известно: признается она, или выдаст ангел смерти, сведущий если не во всем, то во многом. Гораздо важнее, что со стороны это так похоже на предательство, на заранее подстроенную смертельную ловушку. Вряд ли она сможет оправдаться. А если Хорст вспомнит, как Эльза специально опоила его, стоило ему увидеть и испугаться творившейся чертовщины, стоило ему решиться на побег с постоялого двора.

В первую очередь женщину страшила не необходимость признаться, к чему она была всецело готова, а сложность с выбором подходящих слов. И Эльза нашла в себе силы, под одобрительный кивок Малаха Га-Мавета сказав убитым голосом:

- Хорст, мне невероятно стыдно за содеянное, но я должна тебе кое-что рассказать о нашей остановке в трактире Верненов.

И во всех подробностях она поведала, не смущаясь присутствия остальных путников, о явлении к ней мужчины в золотой маске, о его словах и обещаниях, о том, что до последнего момента не могла связать своих встреч в видениях с чудовищными обстоятельствами, навалившимися на всех заложников перекрестка миров. Она не старалась оправдаться, говорила без прикрас и недомолвок, про себя моля Бога, чтобы Хорст все-таки понял ее.

Хорст слушал ее исповедь с самым серьезным видом и не перебивал. Затем он прижал зареванное лицо Эльзы к своему плечу, ободряюще похлопал ее по спине и стал успокаивать, нежно поглаживая по волосам.

- Не волнуйся, милая. Все хорошо. Все обязательно будет хорошо, - говорил он. - Ты поступила неправильно лишь в том, что ничего мне не сказала с самого начала, когда мы могли что-нибудь придумать вместе. Но в этом я тебя не виню. Вообще ни в чем, слышишь? Ты ведь хотела не взваливать на меня очередные тяготы, надеялась решить все самостоятельно. Ты не виновата в том, что оказалась обманутой. И не переживай по тому поводу, что мы очутились на дьявольском перекрестке. Не этим, так каким-то другим способом колдуны затащили бы нас сюда. Я в этом уверен. На то они и колдуны. И я не сержусь, что ты опоила меня. В том моем состоянии я бы запросто наломал дров, приумножил неприятностей так, что всем бы хватило. Даже если в начале нашей общей беды мы и имели возможность выбраться с постоялого двора, в чем я, откровенно говоря, сильно сомневаюсь, нас бы убила метель, только усилившаяся к ночи. Не расстраивайся, любимая Эльза. Меня сейчас куда больше интересует, говорил ли тебе горбун в этих чертовых видениях что-то конкретное о твоей болезни, о ее лечении?

Всхлипнув и смахнув слезу, Эльза отрицательно покачала головой.

- Можете спросить меня, - позволил Малах Га-Мавет. - Поскольку к происходящему вокруг вас это имеет лишь опосредованное отношение, я, так и быть, отвечу.

Хорст с превеликим трудом подавил в себе желание вскочить и с руганью наброситься на ангела смерти. По мнению мельника, да, пожалуй, и всех запертых в трактире, его поведение было непростительно вызывающим и предосудительным. Прекрасно отдавая себе отчет о характере сложившейся ситуации, Малах Га-Мавет словно потешался над путниками, распалял их неуместными фразами и интонациями, нарочно провоцировал на грубость.

Видимо, почувствовав настроение мужа, Эльза любовно взяла его руки в свои, еще влажные от вытертых слез.

- Будьте так добры, - попросила она, - скажите, что знаете о моей болезни.