Легенда Лукоморья.

Леший еще больше сгорбился, и я поспешила вмешаться:

— Ничего дойдем, не развалимся,

Леший благодарно взглянул на меня и раньше, чем я успела возразить, Метнулся к ближайшему дереву и исчез.

— А-а-а...— пробормотала я,— ты нас разве не проводишь?

Оставаться одной в оплетенном злой магией лесу было жутко.

— Делать ему нечего, как с нами два дня топать,— проворчал кот и нервно дернул хвостом.— Пошли, смелая ты моя.

— Ты хоть знаешь, куда идти-то?

— Не боись, со мной не пропадешь! — успокоил он.— Я тут все стежки-дорожки знаю.

Сначала мы бежали вприпрыжку — я надеялась, что дорога не все время проходит по лесу и скоро выведет нас к полям-лугам, потом выдохлась и догадалась спросить. Кот объяснил, что лесом путь до избушки самый короткий. А обходной, по лугам и долинам, займет вдвое больше времени.

— А его-то как раз у нас и нет,— уныло заметила я.— Скоро Ив даст о себе знать, и надо будет что-то решать с Василисой.

— Так что хорош лентяйничать,— прикрикнул на меня кот,— топай давай.

Каждый шаг давался с трудом. Казалось, к ногам привесили пудовые гири. Мерещилось, между стволами деревьев мелькают пугающие тени. Чудилось, из темных дупел деревьев следят за нами чьи-то злые глаза. Сжималось сердце: «Останешься здесь навсегда». И тогда, шарахаясь от свисающих с ветвей магических паутин, мы с котом убыстряли шаг и неслись вперед. Я — чуть не выпрыгивая из лаптей, кот — стараясь не отставать и передвигаясь длинными скачками.

К полудню мы окончательно выдохлись, проголодались и без сил повалились в траву у тропинки. На нашем пути нам не встретилось ни птицы, ни зверя, ни путника, ни озерца, ни ручейка. Как-то попалась мутная лужица, но в ней виднелся кабаний след. И, переглянувшись с котом, мы не решились оттуда напиться.

— А что, правда в кабана можно превратиться? — спросила я у всезнающего кота.

— В кабана не в кабана,— проворчал тот,— а в свинью — так запросто.

И, насмешливо прищурив зеленые глаза, добавил:

— Как же еще назвать того, кто из грязной лужи, по которой зверь прошелся, пить вздумает?

Я вспыхнула, распрощавшись еще с одним сказочным шаблоном, и ускорила шаг. Пить хотелось невыносимо!

Долго ли, коротко ли мы шли по лесу, как вдруг кот замер с занесенной лапой и навострил уши:

— Слыш-шишь??? — встревожено прошипел он.

Я испуганно обернулась по сторонам. Вокруг было тихо. Деревья стояли стеной, где-то вдалеке звенел комар да посвистывал ветер, вороша макушки деревьев.

— Слыш-шишь?! — повторил кот, выгнув спину и подняв голову к небу.

— Да что случилось-то? — забеспокоилась я.

И тут ветер взвыл дурным голосом оперного тенора, посыпались сверху листья, шишки и ветки. Что-то оглушающе просвистело над головой и сбило нас с ног, раскидав по обе стороны тропинки. А когда я, вопя и ругаясь, выбралась из кустов, выдирая из косы репьи, на тропинке стояла блудная ступа, а в ней покачивалась из стороны в сторону метелка.

— Вот те на! — почесал за ухом кот, выпрыгнувший из листьев лопуха.

Ступа смиренно наклонилась, приглашая садиться.

Варфоломей обернулся ко мне:

— Полетим?

— А у нас есть выход? — Я очистила подол от репьев и шагнула к ступе. Лучше пятнадцать минут ужаса в воздухе — и мы в говорливой избушке Яги, чем два дня ужаса в лесу — и стоптанные в кровь ноги.

Кот, довольный моим решением, быстренько юркнул к ступе. Я прыгнула следом, взмахнула метлой и приготовилась к худшему. Но ступа, к удивлению, плавно взмыла в воздух и, постепенно набирая скорость, поплыла над верхушками деревьев.

Полчаса полета пронеслись с ветерком, я уже даже стала наслаждаться дорогой и возрадовалась, что ступа на этот раз решила обойтись без выкрутасов. Но, как показали дальнейшие события, рано я это сделала. Прокатив нас над ромашковым покрывалом лужаек, опоясанным голубым браслетом реки, ступа неожиданно резко изменила направление и помчалась к зеленеющему у горизонта лесу. У верхушек леса ступа выровнялась, галопом пронеслась по кронам сосен и, опрокинувшись в воздухе, выронила нас в лесное озеро. Холодное, как минералка из холодильника!

Мокрые и злые, мы с котом вынырнули из воды в самом центре озера и, побив все рекорды по плаванию, выскочили на берег. Только тут мы заметили свидетелей нашего позорного падения и спортивного рекорда. На берегу стоял самый настоящий Иван-царевич — русоволосый, голубоглазый, одетый по моде русских народных сказок: в кушак, белую рубаху с обстрочкой и штаны, заправленные в красные сапоги.

Судя по настороженному виду, нашему появлению он не обрадовался. А в воде на поросшей мхом кочке сидел обнаженный мужчина с широкими плечами профессионального пловца и ослепительно-белой кожей. Его тело прикрывали только водоросли, оплетшие бедра, но незнакомца это отнюдь не смущало. Он насмешливо таращился на нас зелеными, как мох, глазами, и приоткрыл в улыбке белые, как речной жемчуг, зубы.

— Это кто же ко мне пожаловал? — прожурчал он.

— Водяной! — мяукнул кот, встряхиваясь и обдавая меня брызгами.

— Здрасте,— опешив, выпалила я.