Легенда о хрустальном яйце

Расчеты Шулейкина показали, что применение железных телеграфных проводов в качестве канала для распространения электромагнитных волн позволит значительно уменьшить мощность передатчика и чувствительность приемника.

Однако уменьшать ничего не пришлось. Радиостанция и без того была маломощной: по воздуху она с трудом обеспечивала связь на несколько километров. Но посланные вдоль проводов радиоволны будто перестали ощущать расстояние.

...Осенним утром 1924 года к Николаевскому вокзалу подкатил извозчик. Трое мужчин выгрузили из фаэтона два похожих друг на друга аппарата и, рассчитавшись с кучером, понесли их на перрон. Там разделились: Шмаков и техник Мирошников, забрав свою радиостанцию, отправились в последний вагон пассажирского поезда Москва — Тверь; Куприянов с другой радиостанцией остался на перроне. На ближайшем телеграфном столбе он укрепил антенну под самыми проводами. Антенну над вагоном установил накануне Шмаков, натянув ее вдоль крыши между двумя кронштейнами.

Загудел паровоз. Поезд тронулся. Мирошников включил станцию. Шмаков снял с крючка телефонную трубку и что есть силы закричал в микрофон:

— Алло, алло... Москва!.. Алло, отвечайте! Григорий Александрович, слышите ли меня?.. Алло, прием!..

И почти сразу же в телефоне затрещало, защелкало, и Шмаков услышал спокойный голос Куприянова:

— Я — Москва... алло, алло... Слышу вас, Павел Васильевич, слышу хорошо. Как слышите меня?.. Прием...

Поезд набирал скорость. За окном проплывали станционные постройки. Потом замелькали дома московской окраины. Вагон с радиостанцией всё дальше и дальше уходил от Москвы, но голос Куприянова по-прежнему отчетливо звучал в телефоне. Когда поезд разменял вторую сотню километров, Куприянов предупредил Шмакова:

— Павел Васильевич, сейчас с вами будут говорить.

«Шулейкин, наверное», — подумал Шмаков. И, как бы в подтверждение, из трубки донеслось:

— Поздравляю, мушкетеры! Поздравляю...

Это был первый в СССР опыт радиосвязи с подвижным объектом.

Конечно, не знал, да и не мог знать тогда инженер Шмаков, что настанет день, когда члены экипажа первого в мире атомного корабля в открытом море, в сотнях миль от берега, будут смотреть телевизионные передачи. Смотреть так же, как смотрят их тысячи людей у себя дома, в своих квартирах...

ПЕРВАЯ МЕЖДУНАРОДНАЯ

 Читатель старшего поколения, наверное, хорошо помнит такое слово: «бильдаппарат». Оно пришло к нам из Германии вместе с самими аппаратами, которые Наркомат почт и телеграфов купил у фирмы Телефункен. «Бильд» по-немецки картина.

1926 год... Для немцев фототелеграфная магистраль Москва—Берлин была очередной международной линией, для нас — первой, самой первой. С советской стороны эксперимент поручили группе молодых специалистов во главе со Шмаковым.

Опять Шмаков... И снова — первый. Не слишком ли много для одного человека?

Нет, не слишком. Я знаю: несдержанность автора вредит герою; но разве из жизни ученого выкинешь то, чему отданы годы, в чем весь смысл этой жизни? А если и выкинешь, то оборвется цепь, рассыплются звенья. Порою просматриваешь труды одного и того же ученого и удивляешься разносторонности их автора. Но стоит глубже всмотреться в каждую из работ, и начинаешь видеть, что при всем своем различии они обязательно имеют какую-то внутреннюю связь. Каждая из них — продолжение предыдущей и начало будущей.

В лабораториях Лебедева и Лазарева Шмаков познал секреты оптики и фотографии. Мандельштам, Папалекси и Шулейкин помогли ему стать радиотехником. А вкупе эти три науки и есть фототелеграфия. Вот почему первый в Союзе эксперимент по передаче неподвижных изображений поручили именно Шмакову.

Теперь — по поводу первооткрывательства. Каждый ученый — открыватель. Иначе какой он ученый! Наука — безбрежный океан. Радиоэлектроника — могучая река, в него впадающая. Река эта имеет тысячи притоков, иные из которых берут начало в далеком прошлом, а иные только-только рождаются. Работы Шмакова — среди тысяч других. Они были первыми, но не единственными. В то время всё было первым, как и само десятилетие: первый трактор, первый самолет, первая радиолампа...

Радиостанция «Малый Коминтерн», построенная Нижегородской лабораторией Бонч-Бруевича, которую передали в распоряжение Шмакова, тоже была первой вещательной ламповой станцией. Станцию эту соорудили в Лефортове, на самом хребте горбатой улочки, один из склонов которой упирался в Яузу. Раньше здесь была немецкая слобода, куда любил хаживать Петр Первый. Теперь — улица Радио. Отсюда и должны были стартовать советские фототелеграммы.

Мощность «Малого Коминтерна» составляла пять киловатт. Для того времени цифра внушительная.

Тем более что станция была ламповой. Но когда речь идет о радиостанции, то следует определить ее задачи. Мощность сама по себе мало о чем говорит; она должна соответствовать протяженности радиолинии. Вот тут-то всё и началось...

Не так уж велико расстояние между Москвой и Берлином. Но на длинных волнах у «Коминтерна» не хватало силенок, чтобы его перекрыть, а на коротких— мешали помехи.