Легенда о летящем змее

— Послушайте, — снова начал он. — Я не причиню вам вреда, клянусь. Слово Якула, разбойника, конечно, среди вас, знатных господ, ничего не стоит, но поверьте…

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошла высокая худая женщина с обритой головой и следами ожогов на лице. Она была до того уродлива, что всякий крестился, глядя на нее. Но при этом шрамы свои она будто намеренно обнажала, несла впереди себя и относилась к ним с особой нежностью и трепетностью.

— Якул, любовь моя! — воскликнула женщина. — Ты посылал за мной, и вот я здесь. Кого на сей раз надобно врачевать?

Разбойник только кивнул на свою постель. Женщина усмехнулась и подошла ближе.

— Никталь, душенька, вообрази! Она вздумала увести Эле. Упала в обморок от обхождения Мусташа, а теперь не изволит быть почтительной со мной.

Никталь только рассмеялась:

— Чтобы женщина из плоти и крови отказала тебе в почтительности? Якул, ты, кажется, стареешь!

И откинула край одеяла.

Катрин была ошеломлена подобной бесцеремонностью со стороны загадочной особы, с которой Якула, видимо, связывали какие-то особенные отношения. Маркиза отмахнулась от этой назойливой мысли, вырвала одеяло из рук женщины и презрительно бросила:

— Пошла вон!

— Ишь, какая злая! — засмеялась Никталь. — Якул, тут только любовное зелье поможет!

— Иди к черту, — расхохотался Якул.

— У него я уже была. Скучно! — женщина склонилась к Катрин и шипящим шепотом произнесла: — Что ж ты, красавица? Что болит?

— Ничего! — проворчала маркиза. — С чего ты взяла, что у меня что-то болит?

Ведьма приблизила к ней свое лицо и внимательно вгляделась в глубину глаз Катрин. Черный ее взгляд казался зловещим, но и оторваться от него не было никаких сил. Ведьма медленно шевелила губами, а потом выдохнула:

— Как бы ты ни пыталась, а душа твоя еще живая. Она и болит. Она и дышать не дает.

— Тебе-то какая разница, — усмехнулась Катрин, спокойно глядя на женщину. — Своих хлопот мало?

— Да какие у меня хлопоты? Травки еще по осени собрала, теперь все больше зелья изготовляю. Скучно!

— Никталь, — позвал ее Якул. — Так здорова моя гостья? Переживать не о чем?

— Эта? Эта-то здорова, — подмигнула ему Никталь. — Но вот что переживать не о чем, не поручусь, Якул! — она снова повернулась к Катрин и засмеялась: — Слишком уж хороша. Врастешь в нее, коли при себе оставишь.

— О чем ты, милая?

— Оооо… — глаза ведьмы округлились и почернели еще сильнее. — Любовь моя, да ты уже сейчас принадлежишь ей. И никакого зелья не надо.

Ведьма и разбойник рассмеялись.

Катрин безразлично пожала плечами на веселую перебранку.

— Вот и скажи своему ненаглядному, пусть прогонит меня, — бросила она Никталь. — Или Салету отдаст. Так надежнее будет.

Она снова накрылась одеялом и отвернулась.

— Салет тебя на костер отправит, глупая женщина! — вдруг рассердился Якул. — Может быть, ты и ведьма, но такую красоту на костер — преступление.

— Да какая там ведьма. Только и может, что тебя околдовать безо всяких чар, — ревниво вставила Никталь.

Катрин резко села на кровати, не обращая внимания на сползшее одеяло и разорванное платье. Она ткнула пальцем в ведьму и спросила Якула:

— Если такой стану — отдашь? — а после повернулась к Никталь. — Что с тобой случилось?

Никталь отшатнулась и побледнела, беспомощно взглянув на Якула. Тот же не мог отвести взгляда от рассерженной маркизы. Права Никталь, права… Врастет в нее. Уже сейчас с ума сходит от желания.

— Принеси ей платье, — велел Якул ведьме. — Зеленое. Заберешь у Клодин.

— Как скажешь, — мрачно отозвалась ведьма и вышла из комнаты. Теперь шаги ее были тяжелыми, а шрамы она будто хотела спрятать, но прятать было некуда.

Едва дверь скрипнула, Якул вздрогнул и отошел от кровати к полукруглому окну, в которое проникал лунный свет, ярко очерчивая его профиль. Он вцепился пальцами в резную решетку. И, наконец, произнес:

— Не отдам. Ты будешь здесь, со мной. И не спрашивай, что дальше. Потому что я не знаю.

— Это мы еще посмотрим, — усмехнулась Катрин. — И никакое платье никакой твоей Клодин я надевать не стану.

Он засмеялся, откинув голову назад. Смех его казался злым и одновременно вымученным, будто не смеяться он хотел. А когда этот смех в груди иссяк, Якул повернул голову к Катрин и тихо сказал:

— Оно не Клодин. Оно краденное. Его хозяйка висела вон на том суку еще в ноябре, — разбойник кивнул головой куда-то за окно. — Но разгуливать в этом тебе не позволено. Иначе не только Мусташ, а любой из моих людей не посмотрит, что ты маркиза. Не все здесь такие любезные, как я. Для всех — ты моя. А потом… потом разберемся.

— Вот как? — Катрин удивленно вздернула брови. — Удивительно счастливое платье. Что ж, если всем его хозяйкам уготован сук, тогда оно мне подходит.

Одарив Якула благодарной улыбкой, маркиза снова легла на подушку и накрылась одеялом с головой.