Легенда о летящем змее

А потом раздался шорох… И на плечо короля уселась маленькая летучая мышка.

— Что? Исполнил маркиз свои угрозы?

— Вы и сами знаете, что исполнил. Ведь знаете? — проворчал хмуро Его Величество и опустился на солому в углу.

Мышонок вцепился в его одежду крохотными коготками, чтобы удержаться на плече, а потом грустно вздохнул:

— Ах, Петрунель, ах, племянничек. Тебе, Мишель, следовало расщепить его до молекул! Может, тогда бы всего этого не было.

— При чем здесь Петрунель? — озадаченно глянул Мишель на суетящегося зверька.

— Неужели ты, король, не понимаешь, что все происходящее происходит по его воле? — мышонок так удивился непрозорливости племянника, что даже захлопал крылышками. — Клянусь своими клыками, это он лишил Конфьяна разума!

— Несчастная маркиза…

— А ты не несчастный? — мышонок снова вздохнул. — Граф Салет, к слову, уже в Фенелле. Мышиное братство донесло. А все твое упрямство!

— Как в Фенелле? Дьявол! — Мишель откинул голову, остро почувствовав собственное бессилие. — Где ожерелье, магистр?

Мышонок спланировал на каменный пол темницы и прошелся перед королем, приставив одну лапку к голове. Словно бы пытался сосредоточиться. А потом посмотрел на короля:

— Бродит! — объявил он. — Бродит где-то рядом!

— Я вас сейчас прихлопну! Как оно бродит? Мари где? — Мишель вскочил на ноги.

— Мари с твоим сыном у брата Паулюса и мадемуазель де Савинье в Париже, где же ей еще быть? — удивился маленький Маг писклявым голосом. Однако отбежал подальше. На всякий случай.

Король помолчал, потер лоб и, наконец, спросил:

— Где ожерелье — не известно. Как поймать Петрунеля, устроившего все это, — не понятно. Что мне делать?

— А может, ты скажешь этому безумцу, что ты король, и он исполнится почтения к тебе и станет помогать, а? — робко спросил Маглор Форжерон.

Мишель от души рассмеялся.

— Разбойник, которого мэтр Петрунель лишил разума? Магистр, я давно так не веселился, — и, перестав смеяться, внимательно посмотрел на мышонка. — А может, мой милейший кузен лишил разума и вас? То-то вы расколдоваться не можете.

Мышонок насупился и отвернулся к стене, пофыркивая и дергая крылышками.

— У меня атеросклероз! — обиженно буркнул он в ответ и больше с королем не заговаривал.

Мишель долго не мог заснуть. Как можно спать в такую ночь? Этот день положил начало тому, что станет концом для всего Трезмона.

А если назвать свое имя? Это не вернет де Брильи, но спасет остальных. Многих из которых он знал не один год. Которые были всегда верны и преданны. Он знал их семьи. Кого завтра он увидит на помосте? И разве не долг короля заботится о своих людях? А он вместо этого становится вершителем их жизней, позволяя разбойнику развешивать на дереве трупы, как королева Мари развешивала игрушки на рождественской елке.

Королева Мари и рождественская елка… И крошечные пальцы маленького принца, касавшиеся причудливых игрушек, сделанных его матерью… И его звонкий смех… И сапфировый взгляд королевы, застилающий полумрак темницы… Король закрыл глаза, чтобы удержать этот взгляд. Потому что иначе видение ускользнуло бы…

Вневременье

Ветер был беспощаден. Кажется, его стон среди гор звучал громче, чем стон, теснившийся в груди. Тело старого де Брильи раскачивалось на суку, ветер трепал его камизу, раз за разом оголяя ноги. Один взгляд на проклятое дерево причинял невыносимую боль. Но выхода не было. Оставалось только смотреть. Потому что, кроме этого дерева и болтающегося на нем висельника, не было видно ничего.

— Зачем ты пришел сюда, король? — вдруг донеслось до Мишеля.

— Он позвал меня, — кивнул де Наве на мерно раскачивающийся труп.

— Ему все равно. Это тебе не все равно.

По белому снегу босиком в одной камизе шагал Великий Белинус. И ветер трепал его серебристую бороду.

— Что ты сделал? — спросил он.

— Убил его.

Великий Белинус улыбнулся и тихо сказал:

— Наве, твой предок и его двенадцать рыцарей уничтожили целый город, чтобы сохранить Санграль. И тебе есть, что хранить. У тебя свой Санграль. Не открывай его никому.

— Он был предан мне. Так же, как еще шестеро оставшихся. Санграль примет их кровь?

— Санграль примет все, Наве. Санграль дороже жизней семерых. И они это знают. И покуда все вы храните его тайну, есть надежда спасти его.

Мишель взглянул на свои ладони, окрасившиеся алым.

— Но как мне принять их кровь?

Старец склонился к земле, набрал горсть снега и протер им руки короля. Снег смешивался с кровью, окрашивался ею, таял от соприкосновения с теплыми ладонями. Старец наклонился снова и снова зачерпнул снега. И снова стал мыть этим снегом ладони Мишеля. Теперь на коже оставалось немного пятен. И в третий раз склонился старец к земле. И в третий раз взял снега и этим снегом стер последние пятна.

— Ты — Истинная кровь, — сказал Великий Белинус. — Ты видишь больше. У тебя один путь, и ты его знаешь.

— Да, Белинус, я знаю. У меня один путь.

Мишель оглянулся вокруг. Все было белым, как борода старца. Ни единое пятнышко не нарушало слепящую белизну. И не было больше ничего. Ни дерева с петлей, ни висельника. Ветер стих. А на груди короля подрагивал свет Санграля.