Она с улыбкой слушала его смех. А после обвила его шею руками, несколькими быстрыми поцелуями прикоснулась к его губам и, устроив голову у него на плече, спросила:
— А что еще прочитала Никталь на твоей ладони?
— Чтобы я опасался виселицы. Она может оборвать мою жизнь.
— Она глупая ведьма, Якул. Не верь ей, — буркнула Катрин, в попытке успокоить свое бестолковое сердце, замершее от его слов.
Как и в прошлый раз, губы его чуть дрогнули, будто бы возражая против того, чтобы она звала его этим именем. И точно так же, как в прошлый раз, расползлись в улыбку. Она права… Любовь не бывает бедой. Любовь — это воздух.
— Не буду верить, — ответил он и, подхватив ее на руки, закружил по площадке. Их причудливые тени в золотом свечении солнца, казалось, танцевали на этих камнях. Да, солнце играло на закате, превращая их в миражи. Потому что потом их не было. Потом были только губы, тихий смех, глаза в глаза и голоса, рассеивающиеся где-то в воздухе и не долетавшие до подножия Ястребиной горы. Они были. И их не было. Как не бывает имен у душ. И только души — единственное, что есть настоящего.
«Matrem tuam! Что-то здесь совсем благодать! Еще немного, и распустят пленников, и начнут с разбойниками возделывать земли вокруг башни! Нет, нет! Этого допустить нельзя. Иначе вся интрига к чертям!»
XXIX
Февраль 1188 года по трезмонскому летоисчислению, Трезмонский замок
Брат Ницетас стоял у зеркала, во все глаза глядя на собственное отражение. Теперь он казался себе особенно величественным. В праздничной сутане из сундука брата Паулюса его вид, и впрямь, был очень уж хорош. Да, брат Ницетас гордился собой. Ведь гордыня, хоть и грех, но весьма простительный в его случае — войдет его имя в историю! А там и до канонизации недолго! Сперва он венчал покойного короля с королевой Мари. Теперь возведет на трон графа Салета.
От собственной значимости он высоко держал голову. И все казалось ему, что от всей его фигуры словно бы исходит неясное, но такое прекрасное свечение. Господь милостив к нему! Брат Ницетас мысленно возвел благодарственную молитву и повернулся к сундуку — пора было разоблачиться и отправляться почивать. На утро была назначена коронация. Пока что тайная. Но вскоре весь Трезмон узнает имя своего нового правителя и его соратников.
— Ох, и хорош же ты, монах! — услышал он за спиной голос фрейхерра Кайзерлинга. — Тебе бы армиями с таким-то телом командовать, на коне сидеть!
— Моя стезя — служба Господу, любезный Кайзерлинг, — отозвался брат Ницетас, раскладывая сутану на сундуке, чтобы не измялась до утра. — Вот и завтра послужу во славу Его и нашего отважного графа!
Фрейхерр Кайзерлинг прошел в комнату, которую прежде занимал брат Паулюс, и в которой устроился брат Ницетас. Внимательно оглядел мышцы на руках святого брата и скользнул глазами по его широкой груди.
— Объединил нас граф Салет, ничего не скажешь! Истинной дружбой наградил. Не желаешь ли выпить за эту радость.
Германец извлек из-под одежды флягу доброго вина.
— Отчего бы и не выпить, любезный Кайзерлинг? Пожалуй!
Как был, не одеваясь, прошел монах к столу и подал фрейхерру чаши. Тот наполнил их красным ароматным вином и поднял свою.
— За добрую мужскую дружбу! — объявил Кайзерлинг и подмигнул святому брату.
К утру у святого брата святости поубавилось. Чего не сделаешь ради доброй мужской дружбы с милейшим душкой-Кайзерлингом? Особо после того, как с женщинами, прямо скажем, не слишком ладилось.
XXX
Февраль 1188 года по трезмонскому летоисчислению, Ястребиная гора
До самого горизонта небо было покрыто тяжелыми грозными тучами. Сыпались злые льдинки, больно бьющие в лицо. От сильного ветра гнулись ветви дерева, на котором вновь болталась пустующая петля. Маркиза ясно слышала, как скрипит она, раскачиваясь из стороны в сторону. Вот на помост вывели рыцаря, того самого, который всегда стоял рядом с Сержем. Теперь рядом с ним у стены башни, кутаясь в плащ, стояла Катрин. Ветер развевал ее непокрытые волосы, сплетая с волосами мужа.
И снова не успела маркиза разглядеть лица рыцаря — так быстро набросили ему мешок на голову. Серж махнул рукой, разбойники перерубили опоры помоста. И в тот же миг весь небосвод залился алым. А Серж обернулся белоснежным якулом, хлопнул крыльями и взмыл стрелой в кровавое небо. Откуда-то сверху раздался голос Никталь: «Опасайся виселицы, она оборвет твою жизнь».
Катрин спрятала лицо в ладони, почувствовала, как затекла рука, и открыла глаза. Комната в башне, чернота безлунной ночи, одинокая свеча и Серж, так привычно спящий у нее на плече.
«Опасайся виселицы…» — по-прежнему звучало у нее в ушах. Катрин внимательно вглядывалась в родные черты и не видела в них сейчас ничего разбойничьего. И не было полсотни головорезов, гуляющих где-то внизу. Не было висельников, появляющихся каждое утро под деревом. Не было рыцаря…