Легенда о летящем змее

Господи! К чему все было, если теперь супруг не желает видеть ее. Если она порой чувствует себя все так же вдовой. Долгое время после возвращения Катрин постоянно трогала пальцами свое лицо и вспоминала шрамы Никталь, уверенная, маркиз де Конфьян разлюбил ее, потому что она больше не красива. Даже юный Серж поначалу разглядывал ее, открыв от любопытства рот, но потом, кажется, привыкнув к новому облику матери.

Впрочем, спустя некоторое время прошли ушибы, зажили ссадины, тело больше не ныло от любого движения. На своих обычных местах вновь появились зеркала, и Катрин смогла убедиться, что лицо ее по-прежнему прекрасно. Лишь Серж продолжал избегать ее. Он все время был занят. В замке, в деревне, где-то еще. Да голос ее не возвращался.

Тишина, поселившаяся между ними, медленно убивала маркизу. Она не могла говорить, Серж не хотел. Катрин выучилась объясняться с кормилицей, кухаркой, служанками. Но в те редкие минуты, которые они проводили вместе с мужем, она лишь наблюдала за ним, уже не пытаясь сказать ему хоть слово. Словно чего-то ожидая. Но что можно ожидать там, где не осталось ничего, кроме вынужденных и тяготящих обязательств?

Теперь же супруг снова собрался куда-то ехать. А ей оставляет ежеминутное ожидание, вернется он или нет.

Маркиза легко спрыгнула с кровати. Она поедет с ним! Тоскливо усмехнулась — в конце концов, Жуайез — ее замок. И велела служанке позвать кормилицу и собирать вещи.

Маркиз де Конфьян спустился по лестнице вниз, чувствуя раздражение. Игнис захромал. Под подкову ему попал камень, заметили не сразу, а когда уже началось воспаление. И выяснилось все в это утро, когда ему пора было отбывать в Жуайез — накануне он получил письмо от своего поверенного, который извещал о том, что месье Гаспар, по его глубокому убеждению, передал часть прошлогоднего урожая, объявленного побитым градом, графу Салету. Остальное же продал с большим убытком для маркизы, да еще и часть полученных денег прикарманил.

Все эти мелкие неурядицы вызывали злость, но не оставляли свободного времени для того, чтобы думать о чем-то еще. Мучительными были ночи, когда он оставался один и снова и снова проживал то, что случилось на Ястребиной горе. Убедить себя, что то время осталось в прошлом, он не мог. Катрин молчала. Бог отнял у нее дар речи. Должен бы был отнять у него жизнь. Но вместо этого лишил Катрин голоса. Еще одна вечная его вина. Как и боль в ее глазах каждый раз, когда он попадался ей на глаза.

Серж накинул на плечи плащ и пошел во двор, где уже должны были приготовить коня. Ехать он собирался налегке. Больших приготовлений не требовалось. Едва ли эта поездка затянется больше, чем на три-четыре дня.

Слуги сновали по двору, таская сундуки. Более того, у ворот стояла карета с гербом де Конфьянов.

— Ну и какого черта здесь происходит? — угрюмо рявкнул Серж.

Услышав недовольный голос мужа, Катрин вышла из-за кареты и подошла к нему ближе. С самым решительным настроением не оставаться дома, даже если маркиз будет против.

Весь его пыл, как ветром, сдуло. Он смотрел на жену, готовую к немедленному отъезду, и чувствовал, как холодеет в груди.

— Вы уезжаете? — глухо спросил он.

Катрин нахмурилась. Конечно, она уезжает. Неужели это не понятно по сундукам, карете и ее дорожному плащу?

Маркиза кивнула и взяла Сержа за руку.

— Сейчас? — губы его пересохли, а взгляд был направлен на ее крошечную ладонь, оказавшуюся в его руке, будто в прощальном рукопожатии. Но как он может держать ее? Есть ли у него хоть малейшее право на то, чтобы держать ее после всего, что она пережила его милостью? Он поднял глаза, посмотрел куда-то выше ее головы, потому что невыносимо было бы вновь видеть боль в ее взоре, и сказал: — Хорошо, вы можете ехать. Но развода вам я не дам никогда. Я умру вашим мужем. Оставьте мне хоть это.

Слабо пожав плечами, Катрин осталась стоять рядом, не отнимая руки и наблюдая, как укладывают последний сундук.

— Катрин, — сдавленно прошептал Серж и в каком-то отчаянном порыве протянул руку, чтобы дотронуться до ее щеки. Пальцы замерли у самой кожи, почти касаясь.

И в тот же миг она прижалась щекой к его ладони, прикрыв глаза. Попыталась сказать, что никогда от него не уедет. И вновь убедилась, что теперь ее удел — молчание. Этот простой, такой искренний жест звучал громче любых слов. Все еще боясь поверить тому, что он видел, чувствуя, как переворачивается душа, он поднял вторую руку и осторожно обнял ее плечо.

Сердито сдвинув брови и сжав губы, Катрин снова взяла мужа за руку и повела его к карете. Она не собиралась отпускать его сегодня одного, но и быть виноватой в его задержке ей также не хотелось.

Еще ничего не понимающий, маркиз де Конфьян прошел вслед за ней, помог ей устроиться в карете, но сам замешкался.

— Куда мы едем? — зачем-то спросил он кучера.

Тот криво усмехнулся в усы и радостно воскликнул:

— В Жуайез, Ваша Светлость. Ее Светлость пожелала вас сопровождать.

Он шумно выдохнул и сел в карету возле Катрин. Кажется, впервые за эти недели она была так близко.

— Стало быть, в Жуайез? — ровно спросил он.