Легенда о Маат

– Что узнаю? – Я с трудом сдерживался, чтобы не перейти на крик.

Терпение лопалось. Не то чтобы оно у меня вообще было, просто я был чертовски близко к тому, чтобы испытать удачу и плюнуть в лицо Мафдет огненным облаком. Чтобы выжечь её изнутри, мне бы потребовался телесный контакт дольше пяти секунд.

– Это Маат убила Осириса, глупый, – довольно облизнулась Мафдет, – а потом заставила твоего отца думать, что это сделал он.

На ум не пришло ни одного приличного слова. Вообще ни единого. Сердце билось на уровне горла, но отдельно от меня. В ушах загудело. Пальцы онемели, и на какое-то время я полностью утратил контроль над своим телом.

Дориан снова зарычал и, просунув голову между прутьев, почти вцепился зубами в ногу Мафдет. Огрев беднягу сапогом в нос, Мафдет отпрыгнула от нашей клетки на безопасное расстояние и заливисто, словно сумасшедшая, расхохоталась.

Я неосознанно отступил назад и подумал: если она действительно сделала это, что это значит для меня? Раздавшийся крик никак меня не озаботил, и я снова попятился, пока не упёрся спиной в холодную шершавую стену.

Почему мне плевать?

Вопли стали громче. Дориан заметался из стороны в сторону, вцепился зубами в мою рваную штанину и попытался потащить за собой, но я не сдвинулся с места и всё думал: я всегда знал, что это была она?

Мир сузился. Я поднял голову и затуманенным взглядом уставился на то, как Кебехсенуф и Онурис набросились на Исдеса. Мафдет лежала на полу, стеклянными глазами прожигая меня насквозь.

– Это не моё воспоминание, Амсет! – ударив кулаком по столу, крикнул Гор. – И единственная, кто могла внушить мне это, – Маат.

– Ты убил Осириса, а теперь пытаешься повесить это дерьмо на неё? – Кольца дыма повисли в залитом солнцем кабинете отца. Хапи увёл Сатет и Маат в их комнаты, но, вопреки клятве Гора, что Маат не тронут, по крайней мере сегодня, я не мог не думать о ней. Не мог не думать о том, чем всё закончится.

– Я любил своего отца!

– Мне это чувство незнакомо.

Он фыркнул и всплеснул руками. Он в курсе, что никогда не был хорошим отцом. Никаких грёбаных пряников. Только кнут, от которого навсегда остался шрам над глазом, и яд, которым он отравил нас с Хапи, чтобы подавить мягкий материнский характер и пробудить звериный голод до убийств. Я должен был стать всесильным, чтобы защищать его и людей.

– Ты готов поставить свою жизнь на то, что это не она? Ты готов убить её, если это она?

– Я готов признать, что она – чокнутая стерва, но зачем ей было убивать Осириса? Зачем всё это?

– Есть некоторые вещи, о которых ты не знаешь. – Гор рухнул за стол и, выдохнув, устало на меня посмотрел. – Ты ведь осведомлён, что души богов вечно живут в Источнике?

Я кивнул и потушил сигарету о подлокотник белого кожаного дивана. Гор скривился, но ничего не сказал.

– После того как умерла моя мать, я обезумел от горя. Осирис был единственным, кто имел доступ к Источнику, и то, о чём я попросил его, было настолько запретно, что об этом никто не знал.

Больше, чем свою чокнутую мамашу, мой отец любил считать себя сраным праведником. Исида была психованной сукой, от которой в детстве у меня бегали мурашки по коже.

Эта женщина умоляла Осириса убить маленькую девочку. Я пил от радости на её погребении.

– Я попросил Осириса вернуть Исиду к жизни.