Легенда о Маат

Сатет – единственная причина, по которой шансы на такой исход событий стремились к нулю, но… Если бы её не было, стал бы Габриэль бороться за нас? Стал бы искать меня? Или же прожил бы эту жизнь так, как мечтал? Так, как пыталась прожить её я.

Я брела по пустым коридорам, уже привыкнув к темноте и странным звукам, просачивающимся сквозь стены, словно кто-то обессиленно кричал, звал на помощь. Бастет называла голоса фантомами. Такими же фантомами, как и звёзды, и ветер. В этом дворце не водилось ничего настоящего, одни лишь призраки мира живых.

Сатет переехала в комнату отца на время его отсутствия. Она перевезла с собой только краски и всегда рисовала, не отрываясь даже тогда, когда я её навещала. Обычно это были короткие, наполненные неловкостью и напряжением визиты. В присутствии девочки я чувствовала себя странно, словно утопила с десяток вопящих котят прямо у неё на глазах.

– Привет, – не отрываясь от занятия, бросила Сатет, когда я вошла в комнату.

– Привет, – пробормотала я, присев на край кровати Габриэля. Его запах и запах Сатет смешались. Мне нравился запах девочки, но, принюхавшись, я расстроилась, не уловив любимый аромат уда и табака.

– Не скучаешь?

– Не особо.

– Пойдём на прогулку с Мираксес?

Мираксес ладила с детьми. В её присутствии Сатет улыбалась и смеялась, а рядом со мной без конца хмурилась. И проблема была во мне. После той ситуации, когда мы обнялись, Сатет ещё несколько раз пыталась установить тактильный контакт: она протягивала руки, случайно тёрлась плечом или просто ожидала, что я обниму её первой, но… Внутри меня существовал барьер. Сердце тянулось к ней, в то время как разум отталкивал от неё, вместо положительных рассылая по телу отрицательные импульсы при контакте с ней. Я ненавидела себя за это, но она слишком сильно напоминала мне своих родителей. В особенности Анукет.

– После того как закончу рисунок.

– Покажешь, как закончишь?

– Тебе правда интересно?

Сатет лежала на полу на животе, вместо кисточек используя пальцы.

– Правда.

– Может быть, – повернув голову, уклончиво ответила она. Едва заметная печаль сквозила в её взгляде. Я вздохнула, собравшись подойти к ней ближе. Габриэль хотел бы знать, что его дочь не одна, что в этом безжизненном месте есть кто-то, кто заботится о ней, пока его снова нет. Я хотела быть этим кем-то, но ничего не могла поделать с вдруг резко потяжелевшими ногами и руками.

Почувствовав моё замешательство, Сатет печально улыбнулась и, макнув указательный палец в банку с краской, отвернулась. Я встала, чтобы уйти и позвать Мираксес. Уже стоя у двери, обернулась в последний раз, когда Сатет вдруг сказала:

– Тебе не обязательно постоянно приходить ко мне. У меня окаменело лицо:

– О чём ты?

– О том, что у тебя глаз дёргается, когда мы наедине, – на одном дыхании выпалила она, неумело скрывая в голосе нотки обиды.

– Сатет, я…

Я идиотка. Я тупица. Я самое никчёмное создание трёх измерений. Я ненавижу себя. Я хочу полюбить тебя и всё исправить. У меня ни черта не получается. Я запуталась. Я в дерьме.

Горячие пальцы вцепились в моё запястье и насильно вытащили в коридор. Я выкрикнула что-то невразумительное в попытке объясниться перед Сатет, но, влетев носом в твёрдую как камень грудь, быстро заткнулась.

В темноте сверкнула пара чёрных глаз. Анубис. Мужчины Дуата определённо состояли в тайном клубе, ночами практикуясь жутко подкрадываться. Разве что забыли пригласить Акера, топот тяжёлых ног которого слышался за несколько метров.

– Что…

– Поймёшь сама, – только и ответил Анубис, без объяснений потянув вглубь коридоров. Я пыталась вырваться, чтобы вернуться к Сатет. Дерьмо. Она ведь решит, что я сбежала!

– Какого чёрта? – крикнула я сдавленным голосом, дрожа от страха перед Анубисом. – Анубис…

Хватка на запястье усилилась. Пальцы Анубиса сжимали так сильно, что онемела кисть. Он волок меня за собой, словно тряпичную куклу, и не сбавлял темпа, даже когда я спотыкалась. Он, чёрт возьми, был готов тащить меня по полу. Боги! И как только Анубис выживал последние две тысячи лет без живой пиньяты? Кто ещё помимо меня позволял обращаться с собой как с дерьмом?

Ещё какое-то время я пыталась сопротивляться, но, чуть не вывихнув плечо, быстро сдалась и затолкала обиду за такое обращение глубоко в свой резко подтянувшийся от стресса зад.

Почувствовав, что я прекратила бороться, Анубис удовлетворённо фыркнул и ослабил хватку. Я покорно поплелась следом, прожигая в мускулистой спине дыру. Рано или поздно наступит день, когда у меня перестанут трястись колени в его присутствии. В этот день я скажу ему что-нибудь крайне неприятное.