Никто не стал возражать, и все вышли Лишь только граф и ротмистр прошли в другие комнаты, как навстречу им попались владелец замка Ангус Мак-Олей и его гости — англичане, близкие знакомые графа. Лорд ласково принял Дольгетти, представленного графом. Встреча хотя была и радостная, но граф скоро заметил, что лорд был чем-то омрачен.
— Я надеюсь, господа, — обратился граф к англичанам, — что вы привезли с собой оружие, людей и денег?
— Людей немного мы привезли, — отвечал Мусграф, — а что касается до денег, то мы ожидаем получить небольшой куш от нашего друга и хозяина.
Лорд сильно покраснел и, отведя в сторону графа, сообщил ему, в каком глупом положении он находится. Граф отвечал на это, что он, как друг и родственник, при первой же возможности постарается помочь ему.
В это время Дональд пришел доложить, что кушанье подано. Он почему-то был очень весел.
— Джентльмены! — важно провозгласил он, — кушанье подано и подсвечники зажжены!
— К чему он это говорит, — проговорил Мусграф, многозначительно взглянув на своего соотечественника.
Граф Ментейт вопросительно взглянул на лорда, а тот отвечал отрицательным жестом. Англичане первые вошли в столовую, где ожидал их сюрприз. Большой дубовый стол был уставлен кушаньями, а за каждым прибором стояло по горцу гигантского роста в национальном костюме, с обнаженною саблею, острием вниз в правой руке и с зажженным факелом из пихты в левой. Дикие лица, освещенные красным пламенем факелов, представляли поразительную картину. Не успели еще англичане опомниться от удивления, как Аллан выступил вперед и, указывая на факельщиков, громко сказал:
— Вот, джентльмены, подсвечники моего брата! Это наш старинный, фамильный обычаи! Ни один из этих горцев не знает другого закона, кроме воли своего лорда. Неужели такие подсвечники не драгоценнее самых дорогих сокровищ рудников? Проиграно ваше пари?
— Проиграно! Проиграно! — весело отвечал Мусграф. — Мои серебряные подсвечники пошли уже на наем конницы. Вот, сэр, деньги, — прибавил он, обращаясь к хозяину, — долги чести следует платить сейчас же.
— Проклятие отца моего да будет на нем, — вскричал Аллан, останавливая Ангуса, — если он дотронется до этих денег. Довольно и того, что он сквитался с вами, я не ему платить.
Граф горячо поддержал мнение Аллана с которым тотчас же согласился и Мак-Олей, говоря, что все это пари было простой шуткой. Англичане принуждены были тоже признать все за шутку.
— Ну, Аллан, — сказал лорд, — прикажи-ка убрать свои подсвечники, а то мы можем задохнуться от дыма.
За ужином все были поражены громадным аппетитом и проворством в еде ротмистра Дольгетти. В продолжение всего ужина он не сказал ни слова, и только когда все кушанья были убраны со стола, он объяснил присутствующим, откуда у него явилась привычка есть так скоро и так много.
— Скоро я привык есть в Маршальской школе в Абердине, — рассказывал он, — где за общим столом можно было получить что-нибудь, только не зевая, а иначе не досталось бы ни крупинки; а много есть должен каждый благоразумный военный человек, иначе желудок его, как крепость, не имеющая запасов, не вынесет блокады. Военные люди не всякий день имеют возможность обедать или ужинать.
После этого разговор естественно перешел на политику, и граф Ментейт стал спрашивать, кто может принять начальство над шотландским войском.
— У нас носился слух, что командование будет поручено Колькитто младшему, — сказал лорд.
— Колькитто? — с презрением повторил Аллан Мак-Олей. — Ну, можно ли говорить о Колькитто! Теперь существует только один человек, которому должно подчиняться — это Монтроз.
— Но ведь о Монтрозе давно ничего не слышно, — заметил Хэль. — Я слышал, будто он в Оксфорде, куда поехал за дальнейшими приказаниями короля.
— В Оксфорде! — с презрением повторил Аллан. — Сказал бы я вам, где он, да не стоит, сами скоро узнаете.
— Сегодня, Аллан, вы в состоянии хоть кого вывести из терпения, — заметил Ментейт. — Но я знаю причину, — улыбаясь прибавил он, — вы верно не видали сегодня царицы музыки и пения, Анноты Ляйль?
— Хотя бы ее век не видеть, — вздохнув отвечал Аллан, — но только с одним условием, чтобы и на вашу долю выпал тот же жребий!
— Это почему? — небрежно спросил граф.
— Потому что на вашем лбу написано, — отвечал Аллан, — что вы составите ее несчастие.
С этими словами он вышел из комнаты.
— Давно он в таком положении? — спросил граф лорда.
— Дня три. Припадок должен скоро пройти. Выпьемте, господа, за здоровье короля!
Бокалы были осушены, и за первым тостом были предложены подобные же другие. Между тем ротмистр Дольгетти счел нужным заявить некоторый протест.
— Господа, — сказал он, — я пью эти тосты —