— Все окрестные кланы, — продолжал граф, — поклялись отомстить за это страшное злодейство. Они вооружились и с невиданной жестокостью выгнали из родовых жилищ «детей тумана». На воротах феодальных замков, воронами были расклеваны семьдесят их голов. Оставшиеся в живых дети тумана искали убежища в пустынях. В нашей стороне существует обычай уводит коров на пастбища в горы, куда девушки и женщины ходят доить их. Однажды девушка из замка заметила, что на них смотрела из лесу какая-то бледная, худенькая фигура, очень похожая на их покойную леди. Когда кто-то из них хотел подойти к ней, то она с криком скрылась в лесу. Муж ее, извещенный об этом, немедленно явился в лес с народом, и ему удалось отыскать бедную леди. Она оказалась совершенно помешанной, но тем не менее в свое время родила очень здорового и крепкого мальчика. Аллан сделался единственным утешением несчастной матери, которая постоянно поверяла мальчику свои грезы. Грезы эти несомненно имели громадное влияние на его восторженный характер. Мать умерла, когда ему было десять лет. Перед смертью она сказала ему что-то наедине… надо думать, что это был завет мести детям тумана, который он и стал выполнять. По смерти матери жизнь молчаливого и сурового Аллана изменилась. Теперь он начал посещать собрания молодежи клана и принимать участие в их играх и упражнениях. По своей ловкости и силе, он скоро занял первое место, и товарищи стали уважать его и бояться, так как он в горячности зачастую забывал, что только пробует силу, а не дерется по-настоящему. Но кажется, я говорю глухим, — заключил граф, замолчав и слушая громкий храп воина.
— Он давно уже спит, — отвечал Андерсон, — но если вам не трудно продолжать, граф, то мы с Сибальдом внимательно вас слушаем.
— В пятнадцать лет, — продолжал граф, — Аллан был уже почти взрослым. Он пропадал по целым дням под предлогом охоты, хотя редко возвращался с дичью. Это беспокоило отца — тем более, что дети тумана, пользуясь смутами, стали возвращаться на свои прежние места жительства. Я был однажды в гостях в замке, когда Аллан с раннего утра ушел в лес. Ночь была бурная, темная, и отец уже хотел послать искать его, как вдруг дверь в столовую где мы ужинали отворилась, и Аллан с мрачным видом вошел в комнату. Непреклонный нрав его и не совсем здравый рассудок имели такое влияние на отца, что тот не выказал ни тени неудовольствия, а только заметил, что я убил жирную козу, а воротился еще засветло; он же бродил в горах до полуночи, и, как видно, воротился с пустыми руками.
— Вы так думаете? — гордо спросил Аллан, нет и я кое-что принес.
Руки и лицо его были обрызганы кровью, и приподняв полу своего пледа, он положил на стол еще теплую человеческую голову и злобно проговорил: «Кто может, пускай положит перед вами голову поценнее!»
Мы тотчас же узнали, что это была голова Гектора, одного из известнейших предводителей детей тумана, страшного своей силой и жестокостью. Он был в числе убийц лесничего и спасся только благодаря своей ловкости и храбрости. Аллан отказался рассказать нам, каким образом он убил Гектора, но по всему было видно, что убийство произошло после отчаянной схватки, так как Аллан был покрыт ранами. После этого отец его стал еще более бояться мести детей тумана, но Аллана ничем не могли удержать дома. Ему приходилось убегать из дому по ночам, выпрыгивая в окно, и приносить не по одной, а по две головы своих врагов. Дикие дети тумана стали чувствовать пред ним панический страх, приписывая ему сверхъестественную силу, что не мешало им однако же продолжать грабить Мак-Олеев и их союзников. Это вынудило снарядить против них экспедицию, в которой принимал участие и я. Наше предприятие было успешно, и мы жгли и убивали все, что ни попадалось нам на глаза. Даже женщины не находили пощады, и одна только девочка, улыбавшаяся под кинжалом Аллана, избежала его мести, — и то по неотступной моей просьбе. Ее взяли сюда и воспитали под именем Анноты Ляйль. Надо думать, что она бесспорно одна из самых красивых девушек на свете. Аллан долго не мог видеть этого ребенка и почему-то воображал, что девочка не принадлежит к ненавистному племени его врагов, но во время набегов взята ими в плен. Предположение это конечно допустить можно, но Аллан считает его несомненным фактом. Теперь он любит ее особенно за ее превосходную игру на маленькой арфе, которая замечательно успокаивает его расстроенные нервы. Здесь все любят Анноту Ляйль и относятся к ней скорее как к сестре хозяина, чем как к его воспитаннице. Действительно, она так мила, так грациозна, так увлекательна…
— Берегитесь, граф, — с улыбкой заметил Андерсон, — нельзя так расхваливать девушку, которая нравится другому. Аллан вряд ли оставит в живых соперника.