Он быстро обернулся к зеркалу и стал рассматривать свой обложенный язык завзятого курильщика. Я взял его руку и пощупал пульс, заметно участившийся после бутылки шампанского и трех стаканов коньяка с содовой.
– У вас учащенный пульс.
Я положил руку на его выпуклый лоб.
– Голова болит?
– Нет.
– Завтра утром она у вас, несомненно, будет болеть.
Аббат опустил газету.
– Расстегните брюки, – сказал я строго, и виконт повиновался с кротостью ягненка.
Я постучал пальцами по диафрагме, и он начал икать.
– А! – сказал я и, пристально глядя ему в глаза, добавил: – Благодарю, это все.
Граф уронил «Фигаро».
Аббат, открыв рот, поднял руки к небу.
Виконт стоял передо мной, онемев.
– Застегните брюки, – приказал я, – и выпейте коньяка, вам это понадобится.
Он машинально застегнул брюки и залпом выпил стакан коньяку с содовой, который я ему протянул.
– За ваше здоровье, господин виконт, – сказал я, поднося к губам свой стакан. – За ваше здоровье.
Он отер пот со лба, снова повернулся к зеркалу, посмотрел на свой язык и сделал отчаянную попытку рассмеяться, но она не удалась.
– Вы хотите сказать… вы думаете, что…
– Я ничего не хочу сказать. Я ничего не сказал. Я не ваш врач…
– Но что я должен делать? – дрожащим голосом произнес он.
– Лечь в постель, и чем раньше – тем лучше, не то вас придется нести в спальню на руках.
Я подошел к камину и позвонил.
– Проводите виконта в его комнату, – сказал я лакею. – И пусть его слуга сразу уложит его в постель.
Опершись на руку лакея, виконт, шатаясь, направился к двери.
На заре я поехал кататься верхом и вновь услышал, как жаворонок высоко в небе поет свой утренний гимн солнцу.
– Я отомстил за убийство твоих братьев, – сказал я ему. – А за ласточек рассчитаюсь с ним позже.
Я сидел у себя в спальне и завтракал с Лео. В дверь постучали, вошел какой-то робкий человек, невысокий и щуплый. Он поклонился очень почтительно. Это был сельский врач, который, как он сказал, хотел представиться своему парижскому коллеге.
Я был очень польщен, попросил его сесть и предложил сигарету. Он рассказал о нескольких интересных случаях из своей практики, но эта тема скоро иссякла, и он встал, собираясь уйти.
– Кстати, вчера ночью меня позвали к виконту Морису, и сейчас я как раз от него.
Я выразил сожаление по поводу болезни виконта, однако предположил, что она вряд ли серьезна, так как вечером он был совсем здоров и в прекрасном настроении.
– Не знаю, – сказал доктор. – Симптомы неясны, и я думаю, что с диагнозом торопиться не следует.
– Вы разумны, дорогой коллега! И, несомненно, вы велели ему не вставать с постели?
– Конечно. Неприятно, что виконту надо было ехать в Париж, но об этом, разумеется, не может быть и речи. По правде говоря, сначала я решил, что это просто засорение желудка, но он проснулся с ужасающей головной болью, а сейчас у него непрерывная икота. Он убежден, что у него колит. Я, признаюсь, никогда не лечил колита. Я хотел дать ему касторки – язык у него совсем обложен, но если колит похож на аппендицит, то с касторкой надо быть осторожным. Как вы думаете? Он все время проверяет свой пульс и осматривает язык. Но, как ни странно, при этом он очень голоден и рассердился, когда я не позволил ему позавтракать.
– Вы поступили совершенно правильно. Не надо рисковать. Продержите его двое суток на одной воде.
– Конечно.
– Я не возьму на себя смелость давать вам советы. Они вам ни к чему, но вашего предубеждения против касторки я не разделяю. На вашем месте я дал бы ему хорошую дозу – малые дозы не имеют смысла. Три столовые ложки будут ему весьма полезны.
– Три полные столовые ложки?
– Да, по меньшей мере, а главное – ничего, кроме воды!
– О да!
Сельский врач очень мне понравился, и мы расстались большими друзьями.
Днем графиня повезла меня к маркизе. Мы ехали по тенистым дорогам под птичий щебет и жужжание пчел. Графине надоело меня поддразнивать, но она была в прекрасном настроении, и болезнь кузена, казалось, вовсе ее не тревожила. Маркиза, рассказала она мне, превосходно себя чувствует, но неделю назад была страшно взволнована внезапным исчезновением Лулу, и ночью весь дом был поставлен на ноги, чтобы его искать. Маркиза не сомкнула глаз и лежала в полной прострации, когда днем Лулу вернулся с разорванным ухом и поврежденным глазом. Его хозяйка тотчас вызвала телеграммой ветеринара из Тура, и теперь Лулу уже поправился.
Маркиза торжественно представила нас с Лулу друг другу. Видел ли я когда-нибудь такую чудесную собаку? Нет, никогда!
– Как же так? – укоризненно просопел Лулу. – Вы утверждаете, что любите собак, а меня не узнаете? Разве вы забыли, как купили меня в этой ужасной собачьей лавке…
Чтобы перевести разговор на другую тему, я предложил Лулу обнюхать мою руку, и, умолкнув, он принялся тщательно обнюхивать один палец за другим.