После слов Демии, собственно, этот глава поперхнулся, да так сильно, что белки его глаз в момент стали красными.
– Дрозд? Но ведь это же – птичка, просто птичка… – пробормотал он в каком-то явном недоумении.
– Птичка, которая вам так понравилась, – удивляясь такой реакции, сказала Демии. – Неужели Вы впервые едите мясо, Император?
– Я не Император, – помотал головой Дэниэл Элиенс. – Но сейчас не об этом. Просто у нас таких птиц не готовят, совсем.
– Странные у вас, наверное, повара, – усмехнулся Ромул. – Каких же птиц вы тогда едите? Только голубей?
– Нет, голубей мы не едим совсем, – возразил глава Цезаря, выглядя при этом еще более ошеломленным, чем прежде. – Да и их ведь мало совсем осталось…
Кассиан и Ромул переглянулись, слегка ухмыляясь.
– Что же, – заверил Дэниэла Элиенса Ромул. – В таком случае, здесь вас будет ждать гастрономический рай. Здесь в обед вы всегда сможете найти много мяса, рыбы. Наши повара каждый день умудряются как-то готовить разное. Да и хлеб, как мне кажется, тут отменный. Ни в одной провинции я не встречал подобного вкуса.
– Ну, здесь можно и поспорить, – вдруг в разговор вмешался лысый мужчина, прежде хранивший молчание. – Конечно, я чувствую, что вкус ваших блюд совсем иной, более насыщенный. Но что же касается хлеба, то тут, извольте… На Цезаре он намного лучше. У меня, кстати говоря, есть даже с собой немного. Могу принести.
– А давайте, – Ромул, которого задело такое замечание по отношению к его, пожалуй, самой почитаемой части виллы, то есть, к кухне и его приятелям-поварам, проявил интерес к словам мужчины.
Тот встал и на какое-то время удалился из столовой. Вернувшись в нее с каким-то свертком в руке из неизвестного для Ромула и Кассиана материала, он развернул его и подал каждому из Императоров по небольшому квадратному куску того, что цезариане называли «хлебом». Когда Кассиан попробовал свою долю, то сразу же захотел выплюнуть это: хлеб оказался на вкус похожим на бумагу, только слегка подслащенную и соленую.
– Церара бы прокляла вас, если бы узнала, как вы используете ее дары! – воскликнул Ромул, которому, очевидно, тоже такая пища пришлась не по вкусу, а затем опомнился. – Впрочем, спасибо, добрый цезарианин… Извини, я не спросил твое имя.
– Генри Мэтчерс, – ответил мужчина.
Тут Кассиан, начавший машинально изучать его внешность во время поедания преподнесенного хлеба, заметил, что его в ней что-то отталкивало. Что-то во всей фигуре и лице этого Генри ему определенно не нравилось, и он не мог прийти к выводу, что именно это было, в течение какого-то времени. Однако затем, сам того не подозревая, Генри указал Кассиану на эту часть тела, коей были его уши. Он просто-напросто их почесал, а Императора в секунду посетило счастливое отчего-то озарение, хотя, конечно же, никаких поводов для радости от этого осознания, на самом-то деле и не было.
– Спасибо тебе. Генри Мэтчерс, за твой дар, – снова поблагодарил его Ромул. – Но скажи, неужели вы и впрямь можете это есть? И ты, Дэниэл Элиенс, тоже ешь такую еду?
Генри Мэтчерс лишь кивнул в ответ.
– Да, мы все едим примерно одинаковую пищу, – ответил Дэниэл Элиенс, и по его тону и глазам становилось ясно, что подобные беседы уже начинали его утомлять. Кассиан понял, что его интересовали другие вопросы.
– Хорошо, – Кассиан решил избавить правителя Цезаря от дальнейших не слишком приятных для него разговоров о пище, переведя тему. –
Глаза Дэниэла Элиенса в секунду повеселели.
– Я был бы только рад… Только позвольте мне минуту посоветоваться со своими путниками.
Ромул и Кассиан понимающе кивнули, предоставив гостям немного побеседовать на собственном причудливом языке, из которого, однако, какие-то слова они и могли понять, но, тем не менее, общий смысл их короткого совещания остался для них неясен.
– Что же, пожалуй, да, мы готовы начать… – едва заговорил Дэниэл Элиенс, как вдруг один из его товарищей слабо вскрикнул. В миг к нему обернулись все остальные, рыжеволосая женщина подбежала к нему, тоже вскрикнув.
– Денис! – она начала трясти за плечи молодого человека, как показалось Кассиану, однако он не мог быть в этом уверен, потому как члены его команды обступили его со всех сторон.
Дэниэл Элиенс, единственный человек, с которым он мог разговаривать, тоже находился в гуще стремительно развивавшихся событий, и Кассиан не посмел его отвлекать.
«Неужели ему стало плохо из-за обеда? – в головах юных Императоров промелькнула одна и та же мысль. – Не может быть, ведь мы все ели с одного стола! А если и впрямь наши повара что-то плохо приготовили? Стыд-то какой!».
Оба, находясь вне себя от волнения, так и застыли на месте, словно бы превратившись в одни из статуй на собственной вилле.