Легенда старого Чеколтана

— Как — не искал? Искал! Нашел те горы, а вот золотишка… Там, паря, не один десяток речек. В какой из них, в каком месте — поди узнай. Нашел раз, да не то. Однако приметил я один распадочек — в нем должно быть.

— Чего же вы туда не пойдете?

— Говорил же я, ходил до войны, и не раз. А потом мне бригадирствовать пришлось, проводником в экспедиции был — не до того. Сейчас — года не те…

— Что вы, Африкан Григорьевич, вы еще сто лет проживете! — искренне воскликнул я.

— Всякое может быть. Зайдешь в тайгу да занедужишь. А тайга, брат, шутить не любит. Кричи не кричи, помощи не даст. Если и ответит тебе, то твоим же собственным голосом… Пойдем-ка со мной, — неожиданно предложил он.

Задумался я. Конечно, само по себе заманчиво найти месторождение золота, но вот если бы с экспедицией. А так — вроде тайком.

— У вас же сыновья есть. Вот с ними…

— Со старшим пошел бы, он таежник — такого поискать. Да сейчас он в тайге только обузой будет.

— Почему?

— Было дело… Выследил он однажды «мартына» — медведей мы так зовем. Приложился, выстрелил. А медведь поднялся на задние лапы и в тайгу. Знал, что не промазал, ну и решил: «Догоню!» Винтовку в сторону и за медведем. А в тайге так — без винтовки ни шагу. За ветром иди и то винтовку с собой бери. Ладно, догнал он «мартына», схватил за загривок, нож под ребра. Тот повернулся, подмял его под себя. Кончился зверь сразу же, да успел Ивану — мы старшего по деду Иваном назвали — руку и ногу покалечить. Бригадиром он в колхозе работает, а тайга ему теперь заказана. Младший, Федор, еще и в парни не вышел, как на фронт добровольно отправился. Вернулся без руки — тоже для тайги не гож. У тебя, паря, я смотрю, настоящего понятия о тайге нет, а сердце смелое. Пойдем?

Опять я задумался.

— Что же мы будем делать с золотом, если найдем?

— Как что? Сообщим в райком или куда там.

Это мне подходит.

— Хорошо, — говорю. — Согласен. Вот поправлюсь, и махнем.

Но тут я вспомнил о рюкзаках.

— Сколько же нам туда продуктов придется брать? — ужаснулся я.

— Продуктов немного. Умелых людей тайга сама кормит. Спирт да чай, сухари да соль, вот и все продукты. Только опоздали мы — скоро дожди пойдут, потом снег. Лета надо ждать…

Вот так, дорогие родичи, ваш Николай из скромного преподавателя языка и литературы превратился в кладоискателя, а теперь и в золотоискатели решил пойти. И откуда у меня авантюрная жилка в крови взялась — ума не приложу.

Ну что еще? Читаю. Врач разрешает только «легкие» книги, так что проглатываю их пудами.

Будьте здоровы и не волнуйтесь. Все идет хорошо, очень хорошо.

Ваш Николай».

* * *

«Бедная мама — всю жизнь ей от нас только заботы. И зачем ей было ехать почти пять тысяч километров, зачем вы ее отпустили? Ведь я уже поправляюсь.

Вот сидит рядом, выговаривает, что раньше не сообщил, сокрушается, что у меня одна кожа да кости остались.

Мама, наверное, хочет, чтобы я за один день поправился — пичкает меня с утра до вечера. Ты знаешь, в еде я не привередлив, поглощаю все, что под руку попадет, но приятно, когда вкусно. А мама умеет это делать. К сожалению, живот не резиновый.

Смотрю на маму — старенькой она уже у нас становится. И седина, и морщины. Только глаза и остались прежними…

Пусть она у меня побудет подольше. Поправлюсь, поедет в улус, познакомится с Анной Африкановной, Чеколтаном, Алешей. Впрочем, Алеша к тому времени, наверное, уже на учебу уедет.

Да, Зойка, тут мама про тебя прямо-таки чудеса рассказывает. Как ты по вызову к больному переправлялась через разлившуюся речку. И на коне. Ведь ты же лошадь только на картинках видала. Не замечал я прежде за тобой такой прыти.

Ну, до скорой встречи. А встретиться — встретимся. Как говорит Чеколтан, близко стоят вершины двух гор, да не сойдутся, далеко живут два человека, а свидятся.

Николай Булатников».

* * *

«Чудеса, да и только! Не успел отослать вам письмо, как ко мне зашел наш фельдшер. Тот, что меня пирамидоном закармливал. Доволен — посылают на курсы повышения квалификации.

Вышел он, смотрю: в палату вваливаются — кто бы вы думали? Анна Африкановна, Алеша и… Чеколтан. С ног до головы закутанный в шабур — широкий плащ с капюшоном, он, оказывается, впервые за сто лет покинул свой улус. Теперь ему на неделю хватит петь обо всем виденном.

Алеша привез национальные блюда: айран — кумыс из коровьего молока, от которого, как он сказал, мертвые оживают, и потхи — сметану, смешанную с мукой и еще с чем-то. Айран — хорош, а потхи… Ел, но больше из вежливости.

Уж не знаю, с чего и начинать. С письма ли (они мне привезли письмо из Института материальной культуры Академии наук СССР), с рассказа Алеши, Анны Африкановны или с песен Чеколтана?

Начну с письма, тем более что Чеколтан, церемонно поздоровавшись с моей матерью и наговорив ей кучу по-восточному цветистых комплиментов, сел на корточки на коврик у двери — уговорить его сесть на стул не удалось, — и начал чуть слышно позванивать струнами. Пока мы разговаривали, он пел про себя: покачивал головой и шевелил губами.