Вопрос о вашем здоровье важен. Пожалуйста, сообщите мне, как обстоят в этом отношении твои с Лидией дела.
Из того, что я слышал раньше (больше трех лет назад?), знаю, что твое состояние было не слишком хорошим. Пожалуйста, попытайся сделать все, чтобы его улучшить. Понимаю, это не легко, но ты должна попытаться.
Напишите и сообщите мне, как дела у Лидии и ее мужа. Стал ли я дедушкой?
Мое письмо может показаться коротким и не очень информационным — отчасти это результат сложившихся обстоятельств. Но я постараюсь писать вам насколько это возможно часто, и, надеюсь, вы в свою очередь будете делать то же самое.
Передавайте мои наилучшие пожелания всем нашим друзьям и, еще раз, пожалуйста, берегите себя.
Со всей моей любовью,
Ваш муж и отец
Рудольф.
Потом тон тюремных посланий изменится, обретет более теплые, семейные тона. Вероятно, Вильяма Генриховича не покидало профессионально врожденное чувство осторожности. Не был уверен, куда и кому попадет его первое письмо. Ждал подтверждений. Должен был убедиться, что письмо напишет знакомым ему почерком жена Эля.
А на самом деле ответ на английском подготовит дочь Эвелина. Объем ее вполне приличных знаний ему знаком. Эля была не так сильна в английском. А вместе они должны были бы привести какие-то подтверждающие детали, подробности того, что они поняли игру: муж и отец взял фамилию лучшего друга семьи — Рудольфа Ивановича, дяди Руди Абеля.
И, понятно, с разрешения и благословения Службы 18 декабря 1958 года Эвелина Фишер пишет ответ от имени матери, Елены Степановны.
А вообще, вспоминает Эвелина, письма составлялись так: «Сначала мама писала их на русском. Я переводила на английский, и мама переписывала письмо своим почерком. Затем, случалось, в письма добавлялись и некоторые другие строки».
Первое послание из Москвы семья обозначает «№ 1». Приведу наиболее интересные выдержки, переведенные мной с английского.
«Самый дорогой!
Никакими словами не описать радость от получения твоего письма. Еще и еще раз благодарю тебя. Мы получили письмо через Красный Крест и, как понимаешь, им потребовалось довольно много времени, чтобы разыскать нас».
Здесь семья сразу принимает предложенную разведкой легенду. Розыски — фикция. Фишеры в Москве и находятся под опекой Первого Главного управления КГБ СССР — внешней разведки. Какой розыск?!
И обратный адрес указан соответствующий. Елене Степановне присваивается имя «Ellen Abel», и Вильям Фишер понимает, что его игру в Москве принимают.
А вот и адрес постоянного проживания семьи, на который ему надлежит отправлять письма: Фрау Е. Форотер (для фрау Эллен Абель), Лейпциг № 22, улица такая-то, дом 24, Германия. И короткое разъяснение для мужа или для американских спецслужб — «Фрау Форотер — моя хорошая подруга». И для Фишера ясно, что советская внешняя разведка начала поиск путей его освобождения, «прописав» семью в Лейпциге в ГДР.
Американцы сумели эту версию проверить. Люди из ЦРУ добрались до Лейпцига и даже до подъезда дома 24. Только в квартиру заглянуть не решились. Проверили по списку жильцов, аккуратно вывешенному на стене. Удостоверились, что фрау действительно значится, и больше по этому поводу не беспокоились.
Вернемся к письму: «Приближается Рождество. (Этот праздник в семье Фишера, родившегося в Англии, всегда отмечали, даже когда семья жила в СССР, — еще одна маленькая подсказка для Вилли. —
А вот и довольно важная новость для главы семейства:
«Твоя информация о ситуации, в которой ты сейчас оказался, не стала для нас новостью. Мы узнали об этом из газет. Но не поверили и не хотели верить в это. (Демонстрация того, что «переименование» в Рудольфа Абеля принято. —