Часто некоторые знатоки разведки упрекают Абеля: как мог он хранить письма от родных. Действительно, категорически запрещено. И послания арестованного полковника, которые он спрятал в крошечный контейнер, действительно попали в руки ФБР. Но именно они в чем-то даже помогли во время суда, особенно когда дело рассматривали присяжные. Адвокат Донован решил использовать их, чтобы показать подзащитного верным семьянином, преданным отцом и мужем. Это в определенной степени удалось. Присяжным пришлись по душе откровения дочери и жены. Вот что писала Эвелина: «Дорогой папа! Вот уже три месяца, как ты не с нами. Я собираюсь замуж. Мы с мамой получаем двухкомнатную квартиру. Все друзья желают тебе здоровья и счастливого быстрого возвращения домой». Увы, «счастливого и быстрого» не получилось. Жена тосковала: «Дорогой мой! После твоего отъезда я болела. Иногда я смотрю на твою гитару и хочу услышать, как ты играешь. Мне становится так грустно. У нас с дочерью есть все — кроме тебя. Выйдя замуж, она всегда повторяет, что не существует таких мужчин, как ее папа. И поэтому, по-моему, она не очень любит своего мужа. Как ты живешь? Как твой желудок? Будь внимателен в своему здоровью. Я хочу быть вместе с тобою».
Когда эти письма, неизвестно какими путями переданные полковнику советской разведкой, зачитывались на суде, подсудимый явно испытывал неловкость. Он был не из тех, кто любил и мог играть на жалости. Но вместе с адвокатом понимал: письма дошли до него, дойдут и до тех, у кого в душе еще оставалось хоть немного сострадания.
А переписка, которая шла после ареста, была несколько иной. И домашние, и Абель сознавали: письма прочтет множество людей, потому старались держаться в определенных рамках.
Жена сообщает и о семейных переменах: «Наша дочь оставила своего мужа, и сейчас у тебя практически не осталось шансов стать дедушкой, по крайней мере в ближайшем будущем. Она не собирается выходить замуж. Наша племянница должна родить в марте. Делает это, не обращая внимания на туберкулез».
И, следуя легенде, придуманной семьей ли, Службой ли, в письме от 30 апреля 1959 года вдруг пишет: «Если наша дочь родит, мы назовем первенца Рудольфом-младшим». Да, родственники играют по строгим, не ими придуманным правилам.
Здесь требуются объяснения. Елена Степановна и Эвелина не называют никаких имен. Боялись, что редкое для нас «Эвелина» привлечет внимание американцев. Сколько Эвелин в Москве? Если и несколько, то чужая разведка сможет отыскать единственную, им нужную. А «установив» ее, выйти и на семейство Фишер. И тогда в Штатах поймут, что у них в руках не абстрактный «полковник Абель», а птичка высокого полета — разведчик-нелегал с еще довоенным стажем Фишер. Поэтому уже в следующих письмах Елена Степановна именует дочь «Лидией». И кое-что с племянницей, Лидией Борисовной Боярской происходящее описывает, как случившееся с их дочерью Эвелиной.
Переписка относительно хаотична. Письма, написанные Абелем в тюрьме, иногда пропадают. И обе стороны принимают решение нумеровать послания. И с той, и с другой стороны прорывается недовольство. Почта идет долго, порой не доходят и письма «из Лейпцига». Возможно, американцы действительно изымают некоторые, кажущиеся им подозрительными.
Потом в США будут укорять свою контрразведку: та якобы (или не якобы?) не заметила, что письма Абеля из тюрьмы написаны неким кодом. Относительно кода — не знаю. Но могу предположить, что в некоторых посланиях Вильяма Генриховича Фишера и содержалась какая-то нежелательная для американцев информация. Нет, он, конечно, не передавал из тюрьмы секретных донесений, как утверждали иные исследователи в США. Не пользовался шифром. Однако, кто знает, не употреблял ли некие «ключевые» слова, которые давали понять не родственникам, а московским коллегам истинную ситуацию. Пока, наверное, рано публиковать все письма разведчика.
А о весточках из Москвы даже суровая Эвелина говорила, что они писались так же, как и все письма подобного рода: «Думаете, американцы не просматривали писем, которые семья сбитого летчика Пауэрса направляла Никите Хрущеву с просьбой обменять его? Тут у всех одна дорожка». Доставлялись все письма от Абеля прямо на дом семье его московскими коллегами.
Они же, коллеги, привозили Елене Степановне и Эвелине «посылки» от мужа и отца. Обычно это происходило накануне дня рождения женщин или под Новый год. Но, как мне объяснили, гостинцы шли не от нелегала. Их покупали за границей товарищи Вильяма Генриховича, работавшие «под крышей», и переправляли в Москву. А уж Центр регулярно оказывал знаки внимания родственникам. И семья Фишера — не исключение. Точно так же заботились и о близких других нелегальных разведчиков.
Ключевые фразы
Я внимательно прочитал всю переписку. Постараюсь выделить неизвестное, новое.