Легендарные разведчики - 2

Но вот наступает январь 1962-го. Чувствуется, что обмен близко. Эллен пишет мужу: «Получила твое письмо от 1-го января. Новый год прошел, и, как и другие праздники, мы встретили этот без тебя. И елка к Рождеству, наряженная не тобою, была не так красива. Понимаю, что в тюрьме ты работаешь. Благодаря этому время проходит быстрее». Посмотрите, как оптимистично: «И мы все ближе к тому, что наше дело разрешится, и ты будешь с нами».

Сердце-вещун не подвело Елену Степановну. 10 февраля 1962 года на берлинском мосту Глинике состоялся обмен полковника Вильяма Генриховича Фишера, взявшего при аресте имя друга Рудольфа Ивановича Абеля, на летчика — шпиона Пауэрса.

И, заканчивая тему писем, все же приведу и еще один новый для меня факт. Я читал и даже приводил в книгах до- и послевоенную переписку Вильяма Генриховича Фишера с женой, дочерьми — родной и приемной. Но никогда не подозревал, что после возвращения из США он переписывался с дочкой Эвелиной на английском. Так, он пишет на английском о своей повести, застрявшей в одной из редакций. «Моя повесть прочно застряла и никак не могу ее сдвинуть, — сердится полковник в письме от 5 августа 1965-го. — Попытаюсь как-то надавить, но не знаю, что из этого получится. Как мне это надоело». Или пассаж о погоде: «Предсказатели обещают, что все будет так же, как и всегда нас ждет дождь. Относительно дождя их прогнозы всегда сбываются на 100 процентов».

Эвелина об отце

О полковнике Абеле написано немало. Упорно собирали материалы о нем и зарубежные авторы. Те, кто хотел создать образ правдивый, близкий к реальному, обращались за помощью к дочери разведчика — Эвелине Вильямовне. И она тщательно отсеивала шелуху и вымыслы от действительности.

Некоторые поправки Эвелины Вильямовны, написанные ее разборчивым почерком на английском языке, перекочевали в мой архив. Простая ученическая тетрадь в клетку — прямо пособие для интересующихся биографией легенды нашей разведки.

Постараюсь привести ее наиболее интересные замечания с собственными пояснениями.

— Многолетнего руководителя советских нелегалов генерал-майора Юрия Ивановича Дроздова, занимавшего свой пост с 1979 по 1991 год, сейчас почему-то называют начальником Абеля. Да, он участвовал в операции по обмену полковника под именем кузена Дривса. Но Эвелина права, когда пишет: «Юрий Дроздов боссом отца никогда не был. Не был он в то время, когда помогал отцу, и генералом. По-моему, носил звание майора и работал у Наливайко, одного из руководителей обмена с советской стороны».

От себя добавлю, что, не считая собраний и прочих официальных мероприятий, встречались Фишер с Дроздовым лишь один раз в столовой Службы разведки. Вильям Генрихович, случайно оказавшись во время обеда за одним столом с Дроздовым, поблагодарил его за помощь. Договорились как-нибудь встретиться, и не удалось. Юрий Иванович на несколько лет уехал в командировку. А Фишер скончался в 1971 году.

— Считается, будто Вильям Фишер плохо читал по-русски и писал с ошибками. Эвелина это опровергает: «Отец часто называл себя безграмотным с присущим ему юмором. Он и читал, и писал по-русски без ошибок. Но иногда в минуты волнений прорывался акцент, похожий не на литовский или прибалтийский, как считают некоторые, а на типично английский. В то же время он никак не мог примириться с некоторыми правилами правописания, казавшимися ему нелогичными. Порой переспрашивал, почему слово “рожь” надо писать с мягким знаком, а “нож” без оного».

— Армейский товарищ отца Кренкель, с которым он продолжил дружбу после возвращения, никогда не был ни географом, ни геологом. Он — радист-полярник. Умер меньше месяца спустя после смерти своего друга — моего отца.

— Отец никогда не преподавал маме, игравшей на арфе, уроки гармонии. Лишь тщательнейше следил, чтобы она репетировала все положенное ей время и не отвлекалась.

— В отличие от того, что говорится и пишется, моя бабушка любила отца. Но вот о чем она никогда не думала, так о том, что членство в партии может помочь ему сделать карьеру. Для нее это не имело никакого значения.

Отец не обращал никакого особого внимания на свои отношения с матерью. Он об этом просто не думал.

— К сожалению, у отца не было официального университетского или какого-нибудь другого образования. Всему, что знал, обязан книгам.

— Наша семья — родители, бабушка Капитолина с моей кузиной Лидией и я перебрались в двухкомнатную квартиру в кооперативе в начале 1929 года. Адрес: 2-й Троицкий переулок, Самотека, Москва, где мы и жили до 1957-го. Когда отец был там, нам дали новую квартиру. Мать отца Любовь жила одна на улице Мархлевского. Моя мама перевезла ее к себе буквально накануне смерти весной 1944-го. Что касается моих отношений с Лидией, то мы вовсе не были «неразлучными». Моя кузина старше меня почти на шесть лет. Мы как раз вернулись из Норвегии, и разница в возрасте казалась огромной. К тому же я часто болела, лежала в больницах. Так что мое наиболее яркое воспоминание с момента возвращения — это Боткинская больница.