Легендарные разведчики - 2

Пока же Эллен — Елена радует Фишера: у племянницы родился мальчик. Я этого «мальчика», Андрея Боярского, внучатого племянника и единственного оставшегося сегодня родственника Фишера по мужской линии, хорошо знаю. Тогда в письмах его называли «Энди».

Но в переписке не только тема быта. Эллен рассказывает о произведениях английского писателя Пристли, ей не понравившихся. О пластинке с музыкой Грига. О книге по истории французской живописи, и очень сокрушается, что ее муж, заметьте, Руди (Рудольф), не может сейчас разрешить ее споров с теми, кто считает, как и профессор Лионелло Вентури, будто лишь одни художники-французы достойны подражания: «Ты бы все объяснил им про твоих любимых голландцев».

В ответ на новости из тюрьмы Атланты сокрушается, что муж не может играть на гитаре: «Твои две гитары стоят в углу, как и мы, ждут — не дождутся твоего возвращения. Поскорее бы. А я испеку твои любимые пирожные».

Прошел год, и содержание писем делается более грустным. Столько надежд было на апелляцию, поданную адвокатом Донованом. И узник, и его семья почему-то верили, что дело «Абель против Соединенных Штатов Америки» все же пересмотрят, сократят срок. Честно говоря, глядя на те события из XXI века, этот оптимизм совершенно не понятен. Больше того, «Абелю» грозил даже более жестокий — смертный — приговор, о чем предупреждал Донован перед подачей петиции. Все доводы защиты высшие судебные инстанции США отвергли. Семья испытала нечто вроде шока, что невольно отразилось и в письмах. Эллен убеждает супруга смириться, набраться терпения, вновь надеяться на лучшее.

Старается отвлечь мужа радостными семейными событиями. Рассказывает о шалостях внука, которого родила племянница. Подробно описывает, как много, порой до полуночи, работает дочь, беря работу даже ня дом.

Эвелина, которая пишет письма за маму, присваивая разным российским родственникам имена типа Клодины, описывает свои и мамины поездки к ним в гости. А Эллен, которую переводит Эвелина, пишет о знакомой мужу своей бывшей студентке, ставшей солисткой музыкального театра. И постоянные напоминания о любимых лакомствах мужа: «Ты вернешься, и мы встретим тебя пирогом с черной смородиной и кремом». Вселяя надежду на скорую встречу, замечает: «Забочусь о твоей одежде. Как ее привести в порядок? Но как-нибудь справимся и с этой задачей. Хочу, чтобы к твоему, любимый, возвращению домой все было готово». Оптимистично!

Много пишется о животных. Появляющимся в доме и на даче собакам дают клички, которые раньше нравились мужу, например Спот. Вспоминают о прирученных птичках, особо выделяя вороненка Карла или Карлушу. Соседи советуют уничтожить ворона, а семейство успокаивает мужа: «Он даже питается, как прирученная домашняя птичка. И ждет тебя».

В июле 1961-го люди с Лубянки предупреждают Эвелину и Елену Степановну о близком обмене. И семья, уезжающая отдыхать на Волгу, просит соседей и сослуживцев отца сразу сообщить им, если что-то произойдет и понадобится их присутствие. Сидят в маленьком волжском городке как на иголках, возвращаются в Москву раньше времени. Эвелина, которая не любит обращаться к «начальству», все же решается спросить, есть ли новости. Ее успокаивают, обещают, если что, тотчас сообщить. Но нет, полное молчание.

Расстроенная Елена Степановна уведомляет Вильяма Генриховича о готовящемся смелом шаге: «Я все еще жду ответа от мистера Донована, но если он промедлит, то, возможно, напишу прямо миссис Пауэрс (жене летчика). Дорогой, если бы ты знал, как нам тяжело без тебя».

Фишеры не питают к Доновану симпатии. Они пишут отцу: «Донован по-прежнему не отвечает. Мы постараемся узнать адрес отца Пауэрса и обратиться прямо к нему». Это скептическое отношение к адвокату сохранится у Эвелины и в дни берлинского обмена. Она вспоминала о Доноване, как о трусоватом человеке.

Теперь о предчувствиях. В канун Нового, 1962 года, когда, как знаем мы, но не могут догадываться Елена Степановна и Эвелина, их отца и мужа ждет освобождение, они пишут в тюрьму Атланты исключительно оптимистичное письмо. Желают сидельцу веселого Рождества. И дают совет: «Если сможешь, попробуй прослушать пластинку с фортепьянным концертом Чайковского № 1 в исполнении знаменитого американского пианиста Вана Клиберна. Это музыка так соответствует нашему настроению». Неужели грело предчувствие скорого освобождения?

И еще домашние вовсю хвалят Руди за нарисованные им и присланные в Москву новогодние поздравительные открытки. А вот репродукции автопортретов москвичам не особенно по душе. Елена Степановна признается, что один из автопортретов не похож на оригинал. «Или ты так изменился за эти годы?» — тревожится она. Вскоре ей придется убедиться, что дело не в качестве автопортрета. Муж сдал, состарился.

Этот автопортрет, повторюсь, висел в московской квартирке Лидии Борисовны Боярской. Как он мне нравился. Человек с выражением покорности на лице. Но краски ярки. И они придают небольшому полотну иной смысл: художник надеется, верит. Грусть в окружении весенних красок можно пережить, перебороть.