Относительно недавно в Интернет была вброшена новая версия о допросах Абеля в США, во время которых американцы проверяли его на полиграфе. Вот здесь-то незнакомый с этим техническим новшеством нелегал выдал себя. Ложь! Никаких проверок на полиграфе полковник не проходил ни в Штатах, ни в Советском Союзе. В 1962-м детектор лжи в СССР еще не применялся. А в Америке его допрашивали иными способами. Кстати, еще предстоит точно и окончательно установить, использовались ли при этом специальные методы, проще — пытки. Впрочем, можно считать, что использовались. Еще раз упомяну, что пожилого и, это было понятно, не совсем здорового человека держали под раскаленным солнцем в железной клетке-камере. Температура в ней поднималась до 50 градусов. Но полковник молчал.
После возвращения домой любой разведчик, даже самый удачливый, попадает под карантин. Меня удивляло, что этой участи не избежали даже будущие Герои Советского Союза и России. А их — совсем нет. Таковы законы профессии. На тихой даче за высоким забором пишутся подробнейшие отчеты о работе в особых условиях. Даются развернутые ответы на вопросы руководства. За ними ухаживают хозяева временного пристанища, они совершают прогулки. Но находятся под присмотром или надзором. Изредка пребывание затягивается. А бывает и непродолжительным. Все зависит от обстоятельств.
Проходил рутинную проверку и Вильям Генрихович.
Мой Абель
Он высокий или уж точно выше среднего. Худой, чуть сгорбленный. Глаза серые, глубоко посаженные. Почти лысый, с оставшейся на висках благородной сединой. Лицо продолговатое. Большой нос, уши торчат, заметный кадык. Сосредоточенный взгляд выдает человека умного, много повидавшего и перенесшего.
Таким я вижу Рудольфа Ивановича Абеля, он же полковник Вильям Генрихович Фишер. На протяжении всей своей жизни был поджар. В американской тюрьме даже тощ. Перед кончиной, на склоне лет это была уже скорее болезненная потеря веса.
Совсем не спортсмен и очень далек от какого-либо атлетически сложенного типажа. Но двигался легко. В жестах никакой скованности. Абсолютно не выделяется из толпы. Он сливается с ней. Я бы назвал его человеком толпы.
На кого же он похож? Нет, явно не русский. Конечно, типаж европейский. Немец? Возможно. Еврей? Ну, не совсем, однако что-то есть. Англичанин? Скорее нет, чем да. Голый череп в 55. Еще в молодости намечающаяся лысина. Широкий лоб намекает на интеллект, и, как мы знаем, это не просто намек. Пусть, ради бога, не обманывает образ, увиденный нами в прологе фильма «Мертвый сезон» о его друге — разведчике-нелегале Кононе Молодом. Там Вильям Генрихович загримирован. Внешность изменена не в целях конспирации, как полагают супербдительные, а по банальной причине, о которой рассказывал моему отцу сценарист Владимир Вайншток, он же Владимиров: «По нашим киношным канонам нельзя было показывать героя, не только разведчика, лысым. Уговорили Вильяма Генриховича сделать нашлепку. С третьей попытки нашли лучший вариант. Придали благородства». Внешнего, совершенно не нужного. Потому что благородство было не в этом, а во всем подвижническом образе жизни.
И огромная внутренняя энергия. Она не бьет ключом, но чувствуется, покоряет собеседника, действует на него, одновременно усыпляя и очаровывая.
Разведчик Абель, как сосуд с переливающейся жидкостью. В зависимости от необходимости, от цели принимает понятную, приемлемую для контактирующего с ним человека форму. Он трансформируется, меняется, обретая в нужный момент необходимый окрас. Бесспорно, обаятелен. У него умение ладить и наводить мосты с людьми. И знаете почему? Потому что он талантливый нелегал.
Никаких особых примет. Разве что очки, которые он с младых лет не снимает. Никто и никогда не видел, чтобы он их протирал, чистил. Они — неизменный атрибут его образа, с которым он естественным образом сросся.
Очки, это все, что скажут о нем мельком его видевшие. «Я видел человека в очках. Это передал мне человек в очках. Эту отметку мелом сделал человек в очках». Ну и что? И больше ничего.
Хотя Эвелина, с которой я часами беседовал, рассказывала, что, когда отец нервничал, в его голосе вдруг прорывалось грассирование. Буква «р» произносилась не так. В молодости, после приезда из Англии в Россию, слегка картавил. Иногда принимали за прибалта. Над ним скорее не смеялись, а дружески подсмеивались. Это «здесь» он мог очень редко, но выглядеть иностранцем. Однако главные свои подвиги он совершал «там».
Много курит. Иногда это так называемое «чейн смоукинг», то есть прикуривание одной сигареты от другой. Кого-то опытного тоже могло зацепить, привлечь. Впрочем, сколько в мире таких курильщиков.