Легендарные разведчики - 2

Годы, проведенные в американских застенках, сказались на здоровье полковника. Умирал он очень тяжело. Лидия Борисовна рассказывает, что вместе с Эвелиной и постоянно менявшимися и ни на минуту не оставлявшими своего полковника сотрудниками Первого главного управления они видели агонию отца. Он заранее, еще до того, как страдания сделались невыносимы, просил не колоть его морфием. Быть может, и с Лидией Борисовной мы это обсуждали, у Вильяма Генриховича морфий пробуждал какие-то ассоциации, воспоминания об американской тюрьме. Наверняка его там мучили. И когда смерть была уже у изголовья, неистовая боль пораженного раком Фишера превратилась в ужасную пытку. За день до кончины, корчась в судорогах, он даже упал с кровати. Две женщины и здоровый мужчина не смогли удержать его.

Абеля-Фишера знают и помнят не только во внешней разведке. К 110-летию со дня рождения секретариат Союза художников России вручил родственникам Вильяма Генриховича Фишера золотую медаль «За большие достижения в области изобразительного искусства». В Мытищах, рядом с которыми в тени густых деревьев прячется от наступающего города дача Вильяма Генриховича, появилась по инициативе неравнодушных энтузиастов улица разведчика Фишера. Сейчас на ней выросли первые дома. Город наступает, выживет ли маленькая дачка под этим неистово-естественным натиском, не сметет ли ее новострой?

Вильям Фишер стал символом разведки и несгибаемой твердости. А еще — душевной теплоты.

Еще не эпилог

Вот так, уже больше четверти века мы не расстаемся с полковником. Кажется, все сказано и перепето. Но нет. Абель открывается. Иногда неожиданно, совсем по-новому. Выпадет ли еще один шанс рассказать о легенде советской разведки? Придет ли сюрпризом информационный повод?

За десятилетия работы над сложнейшей темой я превратился в оптимиста. Сколько раз и какие важные люди уверяли, будто всё, что можно, уже раскрыто. И это — их чистая, сугубо профессиональная правда. Но только кто установил границы этого самого «можно»? Они, как и границы моей родной Москвы, медленно, а порой и решительно расширяются. Помню, в 1994-м американец и наш друг, будущий Герой России Моррис Коэн, клялся мне, что кроме него в разведке осталось лишь два человека, знающих имя человека, передавшего во время войны прямо из атомной лаборатории Лос-Аламоса советской разведке секрет бомбы. «Он так и останется в истории под оперативным псевдонимом Млад», — уверял старина Моррис. Но пролетел десяток лет, и мне (а также американским историкам) удалось узнать имя благородного американского физика Теодора Холла, работавшего на СССР и мировой атомный паритет.

Между прочим, после того как СССР испытал в 1949 году свою первую атомную бомбу, Млад — Холл попросил своих советских друзей считать совместное сотрудничество законченным. И тогда на встречу с ним был послан один из лучших «уговорщиков» нашей разведки — некий Марк. Он же полковник Абель и одновременно Вильям Фишер. И Марк уговорил Млада поработать на нас еще немного. Бомбу-то мы изготовили, а вот о средствах доставки оружия массового поражения знали тогда, в 1949–1950 годах маловато. И Млад согласился. Или, вернее, Абель его уговорил? Так что вопросы остаются. Надо бы их раскрыть.

Нашей России сегодня как никогда нужны самоотверженные, интеллигентные герои, с которых только и брать пример. Это значит, что поиск продолжается.

СЛУЖИЛИ ДВА ТОВАРИЩА Рудольф Абель

Сегодня — это азбука разведки, а ведь еще совсем недавно эпизод хранился под грифом «секретно». Лишь единицы посвященных знали, что при аресте в 1957 году наш резидент в Нью-Йорке полковник Фишер назвался именем своего друга и тоже разведчика Рудольфа Абеля. Правда, Рудольф Иванович Абель еще в 1946-м был отправлен в запас в звании подполковника. А Фишера в Штатах могли посадить на электрический стул, и он в своем письме в консульство СССР от имени тоже бывшего нелегала и радиста Абеля давал понять: арестован он, Фишер, ждет суда и молчит.

Сигнал приняли не сразу. Как мне объясняли, письмо «попало не к тому консулу», который резво, ни с кем не посоветовавшись, ответил американцам, что никакого Абеля среди советских граждан не числится. Я интересовался: не влетело ли этому торопыге, когда копия его ответа попала в Москву? Ведь свяжись он с людьми сведущими, рядом работающими, и вопроса: «Куда делся резидент нелегальной разведки Марк?» — не возникло бы. А так его искали, наводили справки, пока не увидели фотографий арестованного Марка, псевдоним Фишера, в американских газетах. Но мне объяснили, что хотя консул действовал формально, однако точно по инструкции. Общей картины его промах не изменил, разве что трагическая история ареста могла бы всплыть пораньше.

И все же не совсем понятна с первого взгляда тема: почему же арестованный в США Вильям Генрихович Фишер назвался именно Абелем? Еще и потому, что для американцев фамилия не воспринималась чем-то отпугивающе иностранным, тем более произносят ее в Штатах «Эй-бел» с ударением на первом слоге.