— Присядьте здесь, — сказал я, расстилая свой плащ на троне, с которого оглядывал макушки своих худых и проворных вассалов когда-то давным-давно. Она села. Поза у неё была совершенно не военная и не мужская. Сдвинутые колени, руки на них, слегка наклонённая вправо… Вместо формы само по себе представлялось атласное белое платье с жемчугом, и сетка в аккуратно убранных волосах.
— Хотите пить?
— Ничего я не хочу, кроме объяснения.
— С чего вы взяли вообще, что я буду перед вами объясняться, — с досадой усмехнулся я.
— Ни с чего. Вы просто это сделаете, — ледяным тоном ответила она. — Иначе моё терпение закончится, и вы тут же ответите за свой поступок.
— Вы же сдались мне, помните? — спокойно сказал я, насмешливо на неё глядя. — Согласились стать моей пленницей, так ведите себя подобающе. Или же мне придётся напомнить вам, что раз уж, находясь под угрозой смерти, будучи беспомощной, вы выбрали жизнь и послушание, то нарушать этот ваш выбор теперь, когда вы удобно сидите на моём плаще и на моём бывшем троне, попросту бесчестно.
— О, разговор о бесчестности с вами так притягателен, — заметила она, краснея совершенно не от стыда, — и ваше поучение заставляет меня так устыдиться!
— Но… принцесса, — делано-обескуражено заметил я, — вы же не собираетесь идти по моим стопам и повторять моё падение?
Она слегка побледнела, и теперь лицо её было как пятнистый розовый мрамор.
— Хорошо. Я, действительно, поторопилась с выводами. А что будет, если я
— А что будет, если я попрошу ваше войско уйти и не возвращаться?
— О, — вымолвила принцесса, — вы невыносимы.
— Гораздо менее, чем ваши воины. Меня хотя бы можно прибить, как муху.
Столкнувшись с железом этой логики, она получила ещё одну царапину вдобавок к тем, что сейчас занимали половину её воспетого менестрелями доброго и ранимого сердца. Взгляд её стал усталым и грустным.
— Вы не понимаете, лорд Ива, — сказала она. — Как же вы не понимаете… что для меня очень важно…
— Почему? — спросил я удивлённо, пристально на неё глядя. — Почему вам так хочется знать, что я из себя представляю?
— О, — задохнулась она, вскакивая, — да что вы себе позволяете, в конце концов!
— Прошу прощения, — смиренно сказал я, сбитый с толку. — Хм. Но всё же, просто, без всякой подоплёки, почему вам не всё равно?
— Да потому что, что бы вы там не думали, решение о дальнейших действиях принимать буду я! И чтобы оно было справедливым, я должна дать вам оправдаться!
Лицо моё стало удивлённым.
— Я понимаю, ваше драгоценное воспитание, и всё остальное… Но как может дитя, взятое в заложницы, принимать решение о своей собственной судьбе и о судьбе всех окружающих? — тут на смену удивления незаметно подкрался сарказм, — А вы уверены, что по истечении часа сюда не вломятся ваши рыцари и не отобьют вас, наплевав на честь?
Это было прямым оскорбление и её, и её рыцарей, и всего королевства. Принцесса навряд ли когда-нибудь сталкивалась с таким. Что скажет её хвалёная мудрость?
— Вы… да вы просто…
Внезапно она вся сжалась, как от злости, и оборвала сама себя. Негодование кипело в ней. Сев, она выдохнула. Ещё минуту сидела молча, успокаиваясь и размеренно дыша. Я молча ждал, рассматривая то ракушки, то её выпрямленную, как струнка, спину и змеящийся тёмный хвостик.
— Знаете, лорд Ива, — наконец совершенно без эмоций сказала она, — вы за столь краткое время умудрились причинить мне неприятных переживаний больше, чем все предыдущие враги и оппоненты, чем очень меня опечалили. Но, так или иначе, в последний раз повторяю: решения здесь принимаю я, а все им следуют. Как бы это для вас не звучало, за мной право сильного, прошу меня простить. То, что я согласилась быть вашей пленницей, ничего не значит, и вскоре вы это поймёте. Однако перед тем как начнётся всё дальнейшее, я всё же
Вот чертовка, подумал я печально, глядя как неподвижно и ровно она сидит, скрестив руки на коленях и глядя куда-то мимо меня.
— Как пожелаете, — кашлянув, сказал я, подумав, что жать сейчас бессмысленно. — Хотя рассказывать особо нечего. Я просто не желаю примириться с вашей сладкой ложью о том, что под властью королевства моим людям будет лучше житься. Власть чужих людей — это власть чужих людей, это несвобода в любом, даже самом мелком деле. И как его не приукрашивай, завоеватель остаётся завоевателем. Даже с таким лицом, как у вас.
Она не дрогнула.
— Отдавать моих людей без борьбы я не намерен в любом случае. Смерть моя там, на поле, действительно была бы бессмысленной. И потому я сделал единственно возможное: взял вас, чтобы обменять на свободу для них.
— Как же вы будете править ими после того, как покрыли себя бесчестьем? — спросила она, глядя на меня очень внимательно.
— Кто вам сказал, что я собираюсь ими править? Я собираюсь отпустить вас, когда мне дадут королевские гарантии неприкосновенности моих людей и их земель, и затем уйти куда-нибудь. Ну, если ваши доблестные воины вдруг не предадут условия и не задержат меня.