— Вы, — ответил я, не зная даже, что хочу ей сказать, — да вы просто…
«Бесценны», мелькнуло в голове, и я почти сказал это.
— …позабыли, что я собирался дождаться королевских гарантий. А не отпускать вас восвояси. Но, разумеется… я вас не держу. Я и так очень виноват перед вами. Глупо приносить свои извинения. Но всё же…
Она смотрела на меня, склонив голову на бок. На лице её наконец-то родилась та едва заметная улыбка, которую я так жестоко оборвал там, на поле.
— Лорд Ива, — сказала она, прямо-таки безудержно расплываясь, — глупо мне в этом признаваться… Но всё же… Всё это время я не ждала вашего разрешения уйти. Как не ждала того, что рыцари явятся меня спасать. В любую минут, начиная от вашего поступка, я могла уйти самостоятельно, в любой момент. Вы же не могли причинить мне никакого вреда. И все мои люди об этом знали.
— Что? — спросил я.
— Это пятая жизнь, Лорд Ива, которую я живу за других. Третьей была жизнь солдата. Я служила в отряде младшего брата. Понимаете? Я — высший воин, уже три с половиной года.
Я шагнул к ней, нахмурившись. Я попытался взять её за плечи, поняв внезапно — вот чего я хочу уже полчаса. Она почти не двинулась, но свод пещеры перевернулся, прикосновение бросило меня на колени, и я уткнулся щекой в камень рядом с её ногой.
— Простите, Лорд Ива, — говорила она быстро и виновато, — пожалуйста, простите. Это уж слишком, я понимаю, это…
— Замолчите же, — прошипел я, не двигаясь, не в силах поднять лицо и встретить её взгляд. Я писал чуть выше, что никогда в жизни не испытывал такого стыда. Я ошибался.
— О, Лорд Ива, — с жалостью промолвила она спустя полминуты, не вынеся тягостное молчание. — Ну простите меня, пожалуйста! Оскорбите меня ещё разок, вам станет легче.
— Да вы просто цветок, — мучительно выдавил я, собрав всё своё мужество, и от всей души оскорбляя её, — чище и прекраснее которого нет никого на свете… Вот всё, что я хочу вам сказать.
— Зачем вы говорите это, — прошептала она, краснея и отворачиваясь, — я была с вами не честна. Дважды. Трижды. Я и сейчас с вами не честна!
Я посмотрел в распахнутые глаза, на мучительно изогнутые губы и пурпур щёк, на открытый лоб и нежный овал лица, на этот детский, страдающий кончик носа. Её подбородок дрожал. Глиняный ком во мне лопнул и осыпался. Дотлевшее сердце погасло и вспыхнуло с той запредельной яркостью, какая бывает раз в жизни. Ничего не видя в этом свете, кроме неё одной, я хрипло ответил:
— Да нет же! Все ваши «нечестности» — только тени, а сами вы — солнце. Я не думал, что могу встретить солнце здесь, не на небе. Удивительно… что встретил вас.
Взгляд её метнулся к моим глазам, прыгнул прочь, вернулся, ресницы затрепетали, руки взлетели и опустились, снова взлетели — и легли мне на плечи, совсем ослабшие.
— Лорд Ива, — возразила она чисто и искренне, сгорая в том же свете, что я и, — вы не понимаете. Это я искала вас, с самого детства, когда вы были ещё разбойником, а мне исполнилось шесть лет, и я прочитала о вас поэму. Я не случайно пришла сюда, заканчивать пятую жизнь перед началом своей настоящей. Я хотела увидеть вас… и попрощаться. И я… так рада, что увидела вас! Вы оказались ещё честнее, чем я думала, а я думала, что и таким-то быть невозможно! Вы оказались… как ненастоящий, но всё же такой настоящий. Знать вас — величайшая радость в моей жизни, правда!
Тяжесть невесомых рук, запах её волос, гладкость кожи и алый мак склонённого лица были невыносимы.
— Что же вы молчите, — едва слышно сказала она.
— …Что ж, — сказал я после долгой паузы, не прекращая ей любоваться. — Теперь мы увиделись, ваше высочество. И можем… попрощаться. Право, жить, зная вас, гораздо лучше.
— Я… тоже так думаю, — прошептала она, тыльной стороной ладони касаясь губ.
Отлив опустился к низшей точке, и прибрежные протоки обмелели.
Мы вышли из пещеры, как пьяные. Я вёл её обратно, с каждым шагом угасая и погружаясь в никуда. Она шла за мной послушно, с принятым решением навстречу наказанию.
Глашатай объявил о решении Её Высочества, и войско собралось очень быстро, пока мы с ней смотрели друг на друга. Тучный воспитатель очень хитро глянул на меня, и, улучив момент, кивнул удовлетворённо. Очевидно, я идеально вписался в его понятие о необходимом Её высочеству уроке. Возможно, мной изначально манипулировали именно ради такой вот оказии. Тяжесть морального выбора, и прочее — вернувшись, он наверняка получит заслуженную медаль.
Всё это время мы с принцессой, как умирающие от жажды, не отпускали друг друга взглядами. Сеть наших взоров оплела поле. Теперь я вёл под уздцы её коня, совершая один из обрядов гостеприимства — проводы. Несколько тысяч моих подданных тащились в отдалении с ещё более несчастным видом, чем был у нас с принцессой.
— Я прощаю вас, Лорд Ива, — сказала она перед расставанием, — прощаю вас за нарушенные гостеприимство и перемирие.
— А мне не за что вас прощать, — ответил я, отпуская её коня.
Она оглянулась один раз, будто бы случайно, затем угасающее солнце поглотило её и сопровождающих и угасало за горизонтом вместе с тем, что догорало у меня в груди.