Тропинка в африканском буше уже не вилась между населенными всякой опасной нечистью кустами, а постепенно превратилась в широкую тропу, которая вскоре пересекла грунтовую, раскатанную колесами бесчисленных грузовиков и утрамбованную множеством ног дорогу. Проводник и два его помощника внезапно остановились и почти одновременно прыгнули с проезжей части на обочину, словно на них бежал яростный, но подслеповатый носорог. И без того широкие ноздри африканцев раздувались, как у гончих. Еще мгновение, и их черные, покрытые пылью спины скрылись в густых зарослях кустарника.
Двое обросших и грязных европейцев, один высокий, другой пониже, взяв автоматы на изготовку, с шумом ломанулись сквозь ненавистно-спасительные заросли, так до конца и не поняв, где находится источник угрозы и что эта угроза собой представляет. Время застыло, словно жаркое африканское солнце в зените.
Прошло всего несколько минут, и вдали послышался шум мотора. Еще через несколько минут стало понятно, что приближается военный грузовик, а пыльное облако только подтвердило то, что расслышало ухо. Камуфлированный КрАЗ с несколькими десятками вооруженных «калашниковыми» солдат неторопливо проследовал мимо и скрылся. Африканцы уже стояли на дороге, ожидая своих бестолковых и неповоротливых белых нанимателей, которые с трудом выбрались из зарослей и зашагали в направлении, указанном взмахом руки проводника.
— Во, Борисыч, блин, чутье зверское у «арапов Петра Великого». Нам бы такие способности, так мои волкодавы на вес золота ценились бы, — проговорил русоволосый крепыш с запавшими от усталости голубыми глазами.
Он медленно ковылял, опираясь на мое плечо. Я невесело улыбнулся в ответ и, почесав густую щетину, с ненавистью взглянул на палящее солнце.
— Тебя, Валерка, вместе со всеми твоими парнями никогда не будут ценить на вес золота, хотя реально вы стоите намного дороже. Но — одноразовые вы, как презервативы. В этом суть проблемы. А презервативы, они и в Африке презервативы. Где же ты видел, чтобы вас ценили?
— Ну ты опять свою буржуйскую шарманку завел. Это вы у нас такие избранные, белая кость и голубая кровь. А мы — холопы у барина-боярина. Сноб ты буржуйский, Борисыч, хоть и свой в доску.
— Топай давай, Аника-воин, а то не дойдем сегодня до базы, опять сутки потеряем с твоим приступом.
Валерка, соглашаясь, устало мотнул головой и, поправив автомат на плече, поволок ноги дальше, стараясь подлаживаться под мой шаг. Сухощавые мускулистые проводники, словно не шли, а плыли в жарком мареве, то и дело оглядываясь на агрессивно-неуклюжих и таких уязвимых белых мужчин.
Ноги нещадно ныли, каждый шаг давался с большим трудом. Останавливаться было нежелательно, потому что после каждой остановки с трудом удавалось заставить себя подняться и продолжить путь. Оставалось совсем немного, и от этого было еще тяжелее. Сбитые, взопревшие от жары ноги, словно саботажники, старались причинить как можно больше неудобств. На зубах скрипел песок, от которого просто некуда было спрятаться.
Группа десантировалась с борта корабля по штормтрапу, который, словно тонкая ниточка, завис над морскими волнами. Морпехи с ловкостью цирковых акробатов съезжали по нему, как по ледяной горке. Я осторожно ступаю на первую перекладину, и трап начинает подо мной гулять. Два с половиной десятка человек внимательно наблюдают за моим эквилибром.
Страх блокирует движения, делая их неуверенными и скованно-неуклюжими. Собираю волю в кулак и, как на учебных сборах, быстро переступаю по ступенькам, цепляясь за пеньковые веревки и стараясь не раскачивать сооружение.
Уже на суше делаю несколько, как мне кажется, уверенных шагов. Парни кривят рты в ухмылке — ну что, «сухопутная калоша», добрался-таки до берега? Я и сам готов рассмеяться, представляя себя со стороны.
Оборачиваюсь и вижу, как штормтрап поднимается. Корабль медленно отваливает, а мы, выстроившись в колонну по двое, удаляемся от моря. Старший группы обеспечения высылает вперед трех человек. Основная колонна следует в отдалении метров через пятьдесят.
Валерка идет впереди меня в паре с огромным капитан-лейтенантом, между нами еще две пары, затем следую я. Рядом со мной вышагивает высокий парень с кавказскими чертами лица. Он идет молча, время от времени царапая меня острым взглядом.
Мельком оборачиваюсь: следующая за мной пара идет, можно сказать налегке, без дополнительного груза. Я знаю, что они меня охраняют, как и кавказец.
Смотрю на напарника снизу вверх. Парень чуть заметно улыбается в красивые усы.
— Иванов, — протягиваю руку.
— Вано, — говорит он с мягким кавказским акцентом и пожимает мне руку своей могучей пятерней.
— Коцхавелли, — продолжаю я, чтобы проверить реакцию моего спутника.
Тот вытягивается, словно на плацу, и бросает взгляд на спину командира. Но Валерка не слышит наш разговор и не может подсказать своему подчиненному, как реагировать на то, что я знаю его фамилию. Прикладываю палец к губам и заговорщически подмигиваю Вано.