– Не перебивайте меня, а то я теряю нить. Итак, – продолжал он, – апостол опять взглянул на землю и украдкой смахнул слезы, мешавшие ему смотреть. «Они храбро сражались, – сказал апостол, – но я никогда не думал, что последователи Твоего учения могут быть жестоки, как звери. Ведь они целый день убивали и казнили. Мне больно думать, что Ты страдал ради таких людей»…
Рыцарям пришлись по душе слова шута.
– Неужели апостол Петр так гневается на нас? – шутливо спросил один из них.
– Не мешай, – перебил его другой. – Интересно услышать, не стал ли нас защищать Господь?
– Нет, – спокойно продолжал шут, – Господь ничего не сказал апостолу: Он хорошо знал, что когда Петр впадал в такое безотрадное настроение, ему не надо возражать. Апостол с досадой и раздражением жаловался Господу. Как могли рыцари-крестоносцы забыть, куда они пришли, забыть, что нынче они в покаянных одеждах ходили ко Гробу Господню, и теперь предаются разнузданному веселью и пированию. «Они немного времени потратили на поклонение Святыне, – говорил Петр, – зато будут пировать и веселиться всю ночь. Взгляни, как Твои рыцари празднуют победу! Нигде не слышно ни молитв, ни священных песнопений, зато по всему лагерю гремит музыка, слышится смех, льется вино, рабы не успевают наполнять кубки, уличные танцовщицы пленяют своим искусством»…
– Шуты рассказывают свои повествования, – перебил Раниеро. – Может быть, и это грех?
Шут засмеялся и бросил на Раниеро взгляд, которым будто говорил: «Подожди, придет и твоя очередь!»
– Не перебивайте меня, прошу вас, – снова попросил шут, – я забываю, на чем остановился. Да! Апостол Петр спросил Господа, неужели Ему приятны подвиги таких людей? На это Господь ответил, что, конечно, нет. «Все они на родине были разбойниками и убийцами, – продолжал апостол Петр, – они ими остались и тут. Было бы лучше, если бы Ты не допустил их совершать насилие и разбой во Имя Твое. Из такого разбоя не может произойти ничего доброго»…
– Однако, – заметил Раниеро предостерегающим голосом, – будь, шут, осторожен!
Но шут, казалось, находил особую заслугу и удовольствие в том, что затрагивал и издевался над присутствовавшими, как будто нарочно стараясь вывести их из себя, и бесстрашно продолжал свой рассказ:
– Господь грустно опустил голову, потому что Он разделял взгляд святого Петра. Вдруг Господь стал еще пристальнее и внимательнее всматриваться в темную даль. Святой Петр тотчас взглянул по тому же направлению. «Что Ты увидел, что приковывает Твой взор?» – спросил апостол Господа.
Шут рассказывал так увлекательно, так живо изображал на лице различные настроения, что рыцари с напряженным вниманием ловили каждое слово и теперь с любопытством хотели поскорее узнать, что увидел Господь на земле.
– Господь ответил апостолу: «Ничего особенного, не стоит смотреть…» Но апостол заметил напряжение взгляда Господа и увидел, что Господь смотрел на большую палатку в лагере крестоносцев, у входа в которую на высоких копьях красовались две отрубленные сарацинские головы. Внутри шатра были дорогие ковры, золотая утварь, драгоценное оружие и заморские ткани – богатая добыча, награбленная в святом городе. В этой палатке шло такое же пирование, как и во всех других, с той лишь разницей, что веселье и ликование тут было еще умнее, еще разнузданнее. Апостол Петр не мог понять, почему взор Господа был полон умиления и радости, когда Господь смотрел в этот шатер. Лица пировавших рыцарей были так суровы и беспощадны, какие редко встречал апостол, хозяин, занимавший почетное место за столом, казался суровее всех. Это был человек лет тридцати пяти, высокого роста, плотный, с красным, покрытым бесчисленными шрамами и рубцами лицом, с громадными кулаками и оглушительным голосом…
Рассказчик приостановился, как бы выжидая, можно ли говорить дальше, но рыцарям было забавно и весело слышать рассказ о самих себе, они с нетерпением ждали, что будет дальше.
– Ты смел и находчив, – заметил Раниеро, – посмотрим, к чему ты ведешь…
– Наконец Господь спросил у апостола несколько слов, из которых Петр понял, что привлекало взор Господа, от чего светилась радость в Его очах. «Видишь ли ты, – спросил Господь, – что возле одного из рыцарей горит светильник?»
При этих словах Раниеро весь вдруг как-то съежился. Сильный гнев исказил его лицо, он схватил кубок и хотел швырнуть его в лицо рассказчика, но сдержался и стал слушать дальше, не зная еще, к его чести или унижению поведет тот дальше рассказ.
– Тогда и апостол Петр увидел, что в палатке, кроме множества ярких факелов, возле одного из рыцарей горела восковая свеча. Она была так велика и толста, что могла бы прогореть целые сутки. У рыцаря не было подсвечника, и, чтобы укрепить свечу, он поставил ее на столе и обложил целой грудой мелких камней…
При этих словах шута все гости Раниеро разразились громким смехом. Все взглянули на свечу, которая стояла на столе возле Раниеро и была точно такой, как описывал рассказчик. Кровь бросилась в голову Раниеро; эту свечу он зажег несколько часов тому назад у Гроба Господня и не решался ее погасить.