Легенды о любви и дружбе

Был облик пери лучезарно-юн,

Она казалась солнцем между лун.

Куда б ни обращала взор с седла, Сжигала вмиг сердца людей дотла...

Глядит Фархад и видит, что она В ту сторону пустила скакуна,

Где был он сам, печальный и худой, Изображен в работе над плитой.

Когда же, перед ним остановясь,

Она его окликнула, смеясь,

И всадницы лучистоокой взгляд Почувствовал каменотес Фархад,—

Его черты покрыла смерти тень,

И он упал, как раненый олень...

Увидя, как упал его двойник,

Едва пред ним блеснул той пери лик,

Получше разглядеть решил Фархад Красавицу, чей смертоносен взгляд.

Поднес он ближе зеркало к глазам,

Взглянул — и простонал, и обмер сам,

И на пол так же, как его двойник,

Бесчувственно упал он в тот же миг.

[Хакан по совету врачей едет вместе с Фархадом, заболевшим от любви и душевных терзаний, на прекрасный остров, где юноша должен выздороветь. Но буря разлучает отца и сына.

Чудом спасшийся, Фархад подобран купцами. На их корабле он подружился с великим художником Шапуром.]

Свое происхожденье скрыл Фархад:

«Что в этом проку?» — говорил Фархад.

Об остальном сказал, но вкратце он:

Про зеркало не смел признаться он.

Сказал он так, что, мол, во сне одна Ему приснилась дивная страна.

Он не читал, не слышал о стране Подобной им увиденной во сне,

Но так она чудесно хороша,

Что ею пленена навек душа.

И вот — с тех пор он бросил край родной, Разыскивает этот рай земной.

Приметы он привел своей мечты —

Какие горы видел и цветы.

Фархад уже готов был и про ту Красавицу сказать начистоту,

Но застонал, и, не разжавши уст,

Смертельно побледнел — и пал без чувств...

Шапур немедля помощь оказал:

Он голову Фархада поддержал,

Виски ему натер, а также грудь,— Сумел ему сознание вернуть...

Шапур сказал: «О кипарис Фархад,

Не унывай, приободрись, Фархад!

Осенних ветров ты изведал гнет,

Но тверже будь — и ветер не согнет.

Угодно было, видимо, судьбе,

Чтоб ты мне всё поведал о себе.

Итак — отчаяньем себя не мучь:

К замку твоей мечты имею ключ.

Настолько точно описал ты мне Тот край, который видел лишь во сне,

Что я узнал его! Я был там сам!

Я вновь влекусь к тем дивным небесам.

Не может быть другой такой страны: Всё сходится, приметы все верны.

Живительно-тепло погодье в ней,

Обилье роз и плодородье в ней.

Как сам Ирем, пленительно свежа Она от рубежа до рубежа.

Армен — ее названье. Если ты Отправишься в страну своей мечты,

Возьми меня, о друг мой дорогой,

Своим проводником, своим слугой!..»

[И вот они прибыли в страну Армен.]

Картина, им представшая, была Поистине печальна, тяжела:

Кляня свою судьбу, самих себя, Крепчайший камень этих гор долбя,

С надсмотрщиком суровым во главе Трудились человек там сотни две,

Изнурены, измучены трудом — Бессмысленно порученным трудом:

Такой гранит был твердый,— ни куска Не скалывала ни одна кирка!..

Фархад глядел, и сердце сжалось в нем Вскипели сразу гнев и жалость в нем!

С глубокой складкой горя меж бровей Глядел он, не стерпел и крикнул: «Эй,

Несчастные! Судьбой, как видно, вы, Подобно мне, угнетены, увы!

Однако кто, за что обрек вас тут На этот тяжкий, безуспешный труд?..

Откройте вашу цель, и, может быть,

Я чем-нибудь смогу вам пособить!..»

«Ты спрашивал, теперь ответ внемли: Отчизна наша — это рай земли.

Есть сорок крепостей у нас в стране,— Их башни с Зодиаком наравне.

Венчает добродетелью страну Царица, наш оплот — Михин-Бану.

От Афридуна род ведет она,

И в мире, как Джамшид, она знатна...

Есть у нее племянница Ширин,

Как свет зари румянец у Ширин...

Михин-Бану полна забот о ней,

Навек ей дав приют в душе своей.

Отраду в жизни находя одну,

Лишь для нее живет Михин-Бану.

А о труде своем что скажем мы?

Арык ведем в гранитном кряже мы...

Порою эта гурия пиры Устраивает в том конце горы.

Дворцу под стать — окрестность хороша: Как дивный рай, вся местность хороша...

Ах, видно, нет и рая без беды:

Ни капли на вершине нет воды!

Однако, по сужденью знатоков,

Исход из положения таков:

Пробить арык — и из ручья тогда На запад, мол, поднимется вода...

Не только мало жизни нам одной,

Но если б жить нам столько, сколько Ной,

И то нам этот не пробить арык,—

Столь непосилен труд и столь велик!..»

Их повести печальной внял Фархад,

За них страдая, застонал Фархад:

«О ты, несправедливая судьба!

О, с камнем непосильная борьба!

А я такие знанья берегу И неужели им не помогу?

Хоть я не для того пришел сюда,

Но слишком велика у них беда...»

Оставить их не мог беспечно он:

Горн попросил и мех кузнечный он...

Ковал кирки под стать своим рукам:

Одна — равнялась десяти киркам!

Почтительно застыв, толпа людей Ждала, что будет делать чародей...

Как будто их сомнения прочел,

Фархад к черте арычной подошел,

Киркой взмахнул — и вот уже громит Он богатырскою рукой гранит...

Воскликнула Ширин: «Кто ж он такой, Наш гость, творящий чудеса киркой?

Он добровольно нам в беде помог,— Действительно, его послал к нам бог!

Он птица счастья, что сама влететь Решилась в нашу горестную сеть...

Чем эту птицу счастья привязать?

Ей нужно уваженье оказать!»

Она приказ дала седлать коней,— Михин-Бану сопутствовала ей...

Для уловленья в сеть ее красы,—

Как два аркана черных, две косы —

Две черных ночи, и меж той и той Пробор белел камфарною чертой.