Гнев и негодование царя царей не знали пределов. В первое время Моабад, как бы лишившись рассудка, не знал, как ему поступить: с одной стороны, он не хотел немедленно же выступить с войском против Рамина, так как это могло быть истолковано его приближенными, как страх перед его младшим братом; с другой же стороны, Моабад понимал, что Рамин, завладевший всей его казной и сокровищами, приобрел теперь очень большую силу, которая представляет для него немалую опасность. От выступления против изменника его удерживало также недоверие к своим собственным войскам, которые, как ему было известно, хотели иметь царем Рамина...
Лагерь Моабада был расположен на опушке леса. И вот как-то во время совещания военачальников в шатре Моабада из лесу выскочил огромный кабан... Моабад, будучи страстным охотником, вышел из своего шатра, вскочил на коня и стал также преследовать зверя. Завидев кабана, шах метнул в него дротик, но промахнулся, и кабан, напав на всадника, опрокинул его вместе с конем. Не успел
Моабад снова вскочить в седло, как кабан устремился на него и распорол ему клыком живот...
Страна очень страдала от Моабада, и с его смертью все были избавлены от бед. Они избавились от несправедливости Моабада и радовались справедливости Рамина, как если бы все они были спасены из ада.
Рамин царствовал счастливо, и удача сопутствовала ему во всех его делах; все его военные походы были успешны; власть его простиралась от Китая до Берберии...
Вис родила ему двух сыновей, Хоршеда и Джемшида, ставших впоследствии храбрыми витязями...
Вис прожила восемьдесят один год. Прожив так долго, Вис и Рамин имели многочисленных внуков. В старости Вис «согнулась, как лук, высохла и стала безобразной». Она просила у бога не дать ей пережить Рамина; желание ее исполнилось, и Вис умерла раньше своего супруга.
Оплакивая Вис, Рамин говорил, что ему тяжело ходить по земле, в которой покоится прах его верной Вис; он лишил бы себя жизни, но он знает, что жизнь без Вис ему принесет больше страданий, чем смерть, а он не должен избегать страданий, которые ему суждены самой судьбой.
Рамин выстроил себе и Вис богатую гробницу, украшенную золотом и ляпис-лазурью...
Почувствовав приближение смерти, Рамин призвал к себе своего старшего сына Хоршеда и в присутствии своих приближенных и войск посадил его на свой трон, возложив на его голову царский венец, опоясал его мечом, благословил его на царство и дал ему имя Хосров.
Передав сыну «свой венец, трон, царство, войска и казну», Рамин удалился в гробницу Вис и не выходил из нее до самой своей смерти.
...Да, красотой своих искусств Китай Пленяет мир и обольщает рай!..
Был некогда в Китае некий хан,
Не просто хан — великий был хакан.
Коль этот мир и тот соединить,
Я знал бы, с чем его страну сравнить.
Был до седьмого неба высотой Хаканский трон роскошный, золотой.
Звезд в небесах, а на земле песка Нам не хватило б счесть его войска...
Его взыскав, ему давало всё Судьбы вертящееся колесо...
Хакана сыном наградил творец, Наградой осчастливлен был отец...
Пышна Фархада колыбель, но в ней Всё плачет он, тоскует с первых дней...
Десятки, сотни китаянок тут,
Как соловьи сладчайшие, поют,
Но в нем печаль, какой у детства нет,— Навеять сон Фархаду средства нет!..
Фархад особенным ребенком рос;
Как муравей питаясь, львенком рос.
В год — у него тверда была нога,
В три — не слова низал, а жемчуга,
И речь его не речью ты зови,—
Зови ее поэмою любви.
В три года он, как в десять, возмужал, Все взоры этим чудом поражал...
Не только сам обидеть он не мог,— Ничьих страданий видеть он не мог.
Всегда душой болея за других,
Он, как мудрец, был молчалив и тих.
Отца он в размышления поверг,
У матери — в печали разум мерк.
Хан утешал: «Все дети таковы».
Мать плакала: «Нет, только он, увы!..»
Когда Фархаду стало десять, он Во многих был науках искушен.
И в десять лет имел такую стать,
Какой и в двадцать не дано блистать.
Всё знать и всё уметь хотел Фархад, Оружием наук владел Фархад.
Оружием отваги — силой сил —
Теперь он также овладеть решил.
И не остался пред мечтой в долгу;
В кольцо сгибал он радуги дугу,
Соединять ее концы он мог,
Соединяя Запад и Восток.
Тупой стрелой он мог Арктур пронзить А острой мог зенит он занозить;
Планету Марс он на аркан ловил, Созвездью Льва хребет он искривил;
Он выжал воду из созвездья Рыб;
Он шестопером семь бы сфер прошиб.
Со скоростью круженья сфер — свое Умел меж пальцев он вращать копье
Так, что казалось — он прикрыт щитом Полнебосвода им затмив притом.
Он горы так умел мечом рассечь,
Что прорубал в горах ущелья меч.
И пусть гора одета сплошь в гранит — Навек прорехи эти сохранит...
Но хоть ученым он прослыл большим И был, как богатырь, несокрушим,
Он скромен был, как новичок, едва По буквам составляющий слова.
Он силой не хвалился никогда,
Ни в чем не заносился никогда,
И, равнодушен к власти, он скорей На нищенство сменил бы власть царей.
Он сердцем чист был и очами чист, Всем существом, как и речами,— чист...
Не знал хакан, чем сына одарить: Решил хакан хранилища открыть,
Не говори — хранилища, не то:
Сто рудников и океанов сто!