К вечеру настала необходимость где–нибудь заночевать. Сумерки опустились рано. По моим подсчетам солнце еще должно было бы светить, впрочем, тут все так непроглядно… Альфонсо, следопыт с колоссальным опытом, сумел (как?) подыскать нам что–то вроде неглубокой пещеры, скорее даже природный навес из наваленных метаморфизованных глыб сланца. Мы забрались в него и наскоро перекусили. Бархатным колпаком нас накрыла ночь. Дежурство поделили так – я, Лютерия, Настурция, Дурнбад, Альфонсо. Проверив, как привязаны наши беспокойные гнедые, я примостился на камне, так, чтобы обозревать… что обозревать? Что–то! Покумекав, я призвал шарики Света (на всякий случай!). Как масляные капли–зарницы, они со всех сторон омывались дымом, сливались с пеленой мути и бурыми языками пламени свечей–деревьев. Не усмотрев в шариках Света толка, я распустил свое колдовство. Но вынул и засунул в ножны Альдбриг. Ходит легко. Но поможет ли он? Кто знает? Тут нам не живые угрожают, а нечто… нечто неопределенное. Нежить? В каком–то роде она. Но особая, чуждая и аномальная, не такая, как везде. Эти прилагательные я даю ей, как мастер–некромант, разбирающийся в том, что такое «неуспокоенная сущность». Брр! Аж мурашки по коже!
Немногим спустя в глубине Тлеющей Чащи показались тускло люминесцирующие образы. Они колыхались от одного рдеющего тополя к другому, но близко не подступали… Загробные аспиды и пленники сакрального урочища давали мне понять – «мы рядом, и вы под наблюдением». Чтобы обезопасить нас, я взял палочку и, проговаривая про себя слова из темного искусства, стал чертить вокруг стоянки защитную сферу. В самом себе я обращался к древним и изуверским «запретам–чарам» Назбраэля. Наговор корежил мое сознание и вызывал тошноту. Я проводил ритуал и содрогался от брезгливости, как к себе, так и к его создателю – Вседержителю Мира Тьмы. Когда мои линии замкнулись, я отбросил веточку и, сняв перчатку, приложил руку к теплой земле. Заключительные рифмы навета превратили почти неприметную бороздку чертежа в вязь красных рун. Заклинание рассчитано на часа три–четыре, и под его опекой мы будем в относительной безопасности. Если призраки решат атаковать нас, Назбраэль, которому, по сути, все равно, кто пострадает, вывернет их наизнанку. Они подвергнутся своего рода пытке, которая бичом погонит их обратно во мрак. Я, по крайней мере, надеюсь на это.
Лютерия проснулась сама. Она, обежав глазами символы Назбраэля, поморщилась.
– Зачем?
– Там – наши враги, – ответил я, указывая на приведения. – Это от них.
Магистр Ордена Милосердия присела подле меня. Она сжала амулет Ураха.
– И подействует?
– Раньше действовало.
– Я проникаю в смысл твоих написаний – их составитель Сам Назбраэль.
– Да.
– Они отвратительны.
– Согласен. Однако Тьма тоже любит бороться с Тьмой.
– Звучит странно.
– Насилие. Тут только это важно. Назбраэль получает удовольствие, если кто–то кого-то угнетает. Пусть даже это будут Его выводки.
– Ты сделал это ради нас. Как мог, – ласково сказала Лютерия. – Но это – мое поле брани. Я магистр Ордена Милосердия, и я получила эту должность не просто так. Со мной Урах и Его заступничество. Усопшим ни за что не добраться до вас, пока я рядом.
– Это ободряет… Помнишь, я говорил, что Серэнити своим Светом отбросила призраков ворожей, когда мы шли в Оплот Ведьм? Ты так тоже умеешь?
– Ты часто поминаешь Великого инквизитора. Моей сестре было бы приятно знать, что ты о ней думаешь, – улыбнулась Лютерия. – А на твой вопрос… Предпочту, чтобы доказывать не пришлось.
Магистр коснулась моего плеча.
– Калеб?
– Хм?
– Можно спросить кое–что личное?
Я заинтригованно поднял бровь.
– У меня обычно нет секретов, от друзей.
– Что такое Уговор Предков? Им ты поклялся Констанции Демей, что добудешь Филириниль.
Я вздохнул.
– Для того, чтобы это объяснить, мне потребуется рассказать тебе короткую историю.
– Пока идет твое дежурство, мое еще не начиналось.
– Хорошо… Когда–то я был мальчиком. Одним из уймы сирот, слоняющихся по Шальху в поисках еды и крова. Однажды, в ту мою горестную пору, я заболел. В лихорадке, кутаясь в порванный тулуп, а стояла зима, я волочил ноги по улицам нашей столицы, с завистью глядя на тех детей, у кого были родители. Я твердил себе, что хоть Вселенная и несправедлива – я не сдамся и выживу всем назло. Я повторял это, а сам уже, не заметив как, лежал в сугробе. Я почти заснул, но меня встряхнули, взяли на руки и отнесли в карету. Там я пришел в себя. Напротив меня, на сиденьи из красного ситца, восседал молодой мужчина с окладистой бородой. «Кто вы?» – спросил я. Он ответил: «Твой король». Это был Освальд из рода Хайдерсонов, муж Отилии Темной. Мне повезло. Счастливый билет. Мы приехали в замок, где Освальд распорядился накормить и напоить меня, обогреть и дать новую одежду, а также вылечить – за это спасибо жрецу Братства Света. Тогда я не умер, а мог бы.