Легионер. Книга третья

— Ах ты, сволочь ненасытная! Ты кого братом называешь, гнида? — крепкий кулак сбрасывает жертву с нар. — Платить не хочешь? Порядок каторжный не признаешь?! Братцы! — уже в голос зовет зрителей майданщик. — Братцы, вы тока поглядите, что деется! Я всей камере по пятнадцать копеек в месяц плачу за майдан свой али нет?

— Известно, платишь! — шумят вокруг. — Порядок такой! Да что случилось-то? Толком обскажи!

— А раз плачу честно, то камера и поддерживать майдан должна! — уже чуть не плачет с надрывом майданщик. — А вот эта гнида на трешку товара набрал, да деньгами две трешки, и платить не хочет. Как по нашему порядку поступать с такой гнидой должно, братцы?

— Известно как! Бить, покуда не отдаст!

И на «фартового» еще вчера человека обрушиваются пинки и тумаки. Бьют серьезно, только лицо иваны портить не велят. А ребра трещат…

В себя жертва приходит от вылитого на голову ушата воды. Открывает глаза и видит склонившегося над ним майданщика.

— Слышишь ли? Половину долга к вечеру отдашь, с остальным, так и быть, до завтра подожду. Понял?

Избитая жертва кое-как добирается до своих нар, но там уже кто-то разлегся. Потревоженная фигура вскакивает и заявляет жертве свои обиды: оказывается, и место на нарах, и пайку за полгода вперед «фартовый» человек вчера тоже проиграл. Как и халат с шапкой. Где халат и шапка, кстати говоря?

Шапки на голове у бедолаги нету, а халат изодран во время недавнего битья так, что только на ветошь и годится. И снова на жертву обрушивается град ударов…

Бедолагу бьют днем и ночью. Бьют все — кроме одного «поддувалы». Тот не только не бьет — он пытается заступиться за жертву, громко говорит что-то в его оправдание. Это тоже роль, этот персонаж еще выйдет на сцену!

К концу второго дня истязаний жертва ни о чем так не мечтает, как о куске веревки и укромном местечке, где можно без помех повеситься и покончить с мучениями, которым конца просто не видно. Однако каторга зорко следит за ним. Самоубийства «сменщика» допустить никак нельзя, это непорядок! Потрачены деньги, время, нового кандидата быстро не найти. Да и перед иваном ответ держать придется, если его кандидат повесится. А ответ в каторге только один…

На третий день едва живую от бесконечных побоев жертву староста отправляет на «урок». Обычное вроде дело — только топор бедолаге дают негодный — ржавый, весь в зазубринах, будто им не дерево, а железо рубили. Такой топор править полдня надо, а тут «урок». Кому скажешь, кому пожалуешься? Некому…

Идет бедолага на свою делянку, начинает тюкать топором. «Урок» ни за что не выполнить — значит, вечером ему тюремное начальство розги назначит… Только и остается, что сесть на корявый пенек, отшвырнуть в сторону проклятый топор и залиться слезами.

Однако и тут, в глухомани, вволю выплакаться ему не дают. Не знает бедолага, назначенный сменщиком, что мучители с него в последние дни глаз не спускают. Куда он, туда и соглядатаи. Не велено им допустить, чтобы бедолага прежде времени страшное с собой сотворил. И «дожать» кандидата в сменщики требуется.

Сидит он, слезами умывается, а тут и мучители его тут как тут, на деляну выходят. Заводят снова разговоры про долги, бьют. Уходя, мучители словно нечаянно прихватывают и никуда не годный топор. Никуда не годный — однако по ведомости, бедолага это знает, топору цена 1 р. 75 коп. Не сдашь вечером топор нарядчику — и этот долг будет записан в ведомость и повиснет на должнике в казну новым бременем. И никому не пожалуешься, каторга такого не допускает!

Одно только и остается бедолаге. Отсморкнул кровавую «юшку», оглянулся — вот и береза подходящая. Толстый сук, как нарочно, оттопырила, а под ним бугорок земляной. Если правильно веревку на суку закрепить, на бугорок встать, голову в петлю сунуть, да и спрыгнуть в сторону… Больно не больно, страшно не страшно — а конец всем мучениям, вот он!

Только приготовился бедолага последний счет с жизнью подписать — глядь, а тут выход на деляну последнего «артиста». Догадаться нетрудно — это тот самый назначенный «поддувала». Как он на деляне лесной оказался, годами из камеры не выходя — жертва об этом не думает. Первая мысль — и тут помешать хотят! А голос знаком, помнится голос сквозь пинки и удары. И сейчас «спаситель» успокаивает, выход подсказывает.

«Поддувале» не раз приходится одно и то же повторять, чтобы до жертвы дошло: есть выход из безвыходной, кажется, ситуации. Есть!

— Слышь, брат, есть человек один, в агромадном авторитете иван. С каторги по-чистому уйти желает. Он все долги твои на себя возьмет, бить запретит, да еще деньгами наверняка даст, не меньше пятерки. Не за так, конечно! За что такая нежданная милость? «Смениться» он с тобой желает. Твой срок через три месяца кончается? А ему только что десятку «сунули», да «пятерик» от старого приговора остался. Он тобой станет, а ты за него в каторге останешься… А иначе, брат, не получится! И не мечтай!