Пробуждение среди ночи, в любое время, - в начале ее, в середине, или уже к рассвету, – давно стали для Александра привычными. Вот и сейчас он с трудом поднялся и его повели на допрос. Прошли знакомый коридор, и у молодого человека екнуло в груди. Путь их нынче лежал не в кабинет Ушакова.
«Господи! – взмолился Александр. – Ведь на пытку ж ведут! Помоги, дай силы... не выдержу я».
И действительно, еще не раскрыли перед ним низенькую дверь, а Александр уже знал, что увидит сейчас...
Андрей Иванович ждал его. Неизменный Шешковский, неизменно же тихий и скромный, поглядывал из темного угла на вновь вошедшего. Кроме них, здесь еще были люди...
- Милости просим, - прошептал, усмехаясь, генерал, и, схватив Александра за локоть, протянул его в неосвещенный угол, где смиренно примостился на лавке Степан Иванович. Вельяминова генерал почти силой усадил рядом.
- Попрошу потише, Александр Алексеевич! – в ухо говорил Ушаков. – До вас еще очередь дойдет. Ждите...
Ждите?! «Чего?» – захотелось отчаянно крикнуть Александру. Тут он почувствовал на запястье пальцы Шешковского, железно стиснувшие его руку. Саша едва подавил возглас.
Меж тем картина перед ним разворачивалась страшная... Он и хотел бы не смотреть, но не мог, словно приворожило его. Он смотрел на дыбу, на которую вот-вот вздернут какого невысокого изможденного человечка, а Шешковский пристально, не отрываясь смотрел на него. И когда раздался вопль, эхом усиленный, Александр дернулся, рванулся, сам было вскрикнул, но плотно, - не продохнуть, - легла на его рот ладонь Шешковского, другой рукой Степан Иванович перехватил его за талию и потянул на себя. Дернувшись еще пару раз, Александр затих. Ему ничего не оставалось, как смотреть, слушать, ибо не видеть и не слышать было невозможно...
Его мутило и руки слегка подрагивали, но вот перед ним вновь возник грозный генерал.
- Да очнись ты, - услышал Вельяминов его почти брезгливый негромкий окрик. – Степушка, водой его, что ли, сбрызни...
- Не стоит! – сказал Александр и поднялся с лавки. Сделал несколько шагов на генерала. Не ожидал Андрей Иванович от полубесчувственного, казалось, юноши ни такого жеста, ни такого тона, так что даже невольно отступил.
- Теперь моя очередь, я полагаю? – спокойно осведомился Александр.
Неожиданная пощечина отбросила его к стене, он вновь плюхнуться на лавку.
- Щенок, здесь распоряжаюсь я! – прошипел генерал.
Александр вытирал текущую из носа кровь. Глаза его упрямо горели, и отчаянно-решительное выражение лица зоркий как кошка Ушаков разглядел даже в тени.
- Что, не проняло? Добавь ему, Степан.
Второй удар в лицо заставил Александра вскрикнуть.
- Так-то лучше, - сказал Андрей Иванович. – Ну, понравилось ли, что увидел? Молчишь? А ведь для тебя-то я кое-что посильнее приготовил...
Александр молчал, но в напряженном молчании его почему-то не чувствовал Андрей Иванович никакого трепета. Злиться начал сам генерал, да едва ли и не нервничать, – а виданное ли это дело для грозного начальника Тайной канцелярии? Но нечто вроде уважения к подследственному все сильнее проступало сквозь все неприятные ощущения. Ушаков взял молодого человека за подбородок и прошептал почти ласково:
- Ну что упрямишься-то? Ведь не сдюжишь, мученика-то не строй из себя! Ослабеешь. Потолкуем по-хорошему, наконец, а?
- Не о чем, - усмехнулся Александр разбитыми губами.
- Вот как? А ну как сам умолять станешь? А ведь станешь, станешь непременно! Ты ж еще и не знаешь, что такое боль. Да и от позора избавь себя – будешь ведь в ногах у меня валяться и ноги мои целовать...
- Мне Господь поможет, - прошептал Александр. – Начинайте...
Андрей Иванович успокоился и разглядывал юношу уже с интересом.
- Да ведь сказано же, - на этот раз беззлобно проговорил он, - что сие я решаю, когда начинать, а когда... Думаю, и завтра поздно не будет. Есть время подумать еще, слышишь? Запомни, Вельяминов, ты мне нужен. Эй, вы там, уведите...
Когда Александра уводили, он пошатывался.
Оставшись наедине с помощником, Ушаков покачал головой.
- Не понимаю я что-то, Степан... Какой-то он... скользкий, что ли. Чего ждать-то от него?
- Уж если вы не понимаете... – Степан Иванович развел руками. – Однако ж, по разумению моему скудному, он сейчас, кажись, и впрямь крепко на Господа надеется. А коли так... не нам с Божьей силой-то бороться, Андрей Иванович.
- Ну, - поморщился Ушаков, - ты у нас святоша известный. А чего ж ты тогда ко мне на службу пошел, а не в послушники монастырские заделался?
- В послушники, ваше превосходительство, простить прошу, не заделываются... туда сам Господь приводит, а меня вот... к вам судьба привела.
- Ладно. – Ушаков все-таки суеверно перекрестился. – Хватит языком-то молоть. Так сколько лет ему, а? Девятнадцать?
- Да, ваше превосходительство.