Легкая поступь железного века

- Как же… Вы не знаете? – он почти перепугался. Что же делать-то? Неужто самому теперь все ей рассказывать? О таком деле-то? Ох! И кто его за язык тянул?

- Да о чем не знаю, Митенька? – Маша начинала волноваться.

- Отец ваш… - пролепетал юноша.

- Отец! – Девушка привстала. – О чем ты?

- Князь Мстиславский… Тот, с которым Наталья Алексеевна уехала… она замуж за него собирается… Эх, не то все говорю.

- Так я слышу уж, что не то. Ах, Митя, не томи! Нечто об отце моем известно стало? Князь Мстиславский знал его?

- Он и есть отец ваш, Марья Павловна, - прошептал Митя и опустил глаза.

Маша прижала стиснутые руки к груди.

- Князь? Отец мой? Боже милосердный! Нет…

Некоторое время стояла так молча, потом вновь упала на стул и неожиданно прегорько расплакалась.

- Что же вы, Машенька… это ж счастье – отца обрести! – бормотал бедный Митя, не замечая, что называет «Марию Павловну» Машенькой. – Он уж был тут, это он вам вольную вытребовал, он княжной вас сделать хочет!

- Нет-нет, - рыдала девушка. – Не хочу ничего, не надо… Ой! Совсем я безумная. Чего хочу, сама не знаю. Радоваться надо – вольная я теперь, да еще и дочь княжеская, и, видать, уж скоро и свадьба моя...

- Конечно же, радоваться, и Бога благодарить, - утешал ее Митя. – Все ж вон как славно сошлось...

Девушка решительно вытерла слезы.

- Прости, Митя! Спаси Бог за добрую весть. Вернется из столицы князь… отец мой… рада буду ему. А все ж таки… странная судьба… после всего, что пережито, княжеской дочерью нежданно сделаться.

«Что я теряю?» – подумал вдруг Митя совсем не по-монашески и, соскользнув вниз, очутившись перед Машей на коленях. Странно – не удивилась она совсем, будто ожидала, и даже в лице не изменилась. Задумчивей только еще сделалась.

- Что-то тяжело на сердце... вот как... – тихо было сказано, так что юноша едва слова разобрал. - Может, наваждение какое.

- Верно оттого все, что слишком много приключилось разного, устали вы, Марья Павловна. Ну да ничего, скоро вздохнете спокойно, все устроится. Не грустите, Машенька.

- Ты в сад любимовский гулять ходил? – неожиданный вопрос застал Митю врасплох, он даже не сразу понял, о чем это она.

- Ах, в сад, - вновь покраснел, чувствуя себя дурачком – как есть. – Не…нечасто. Все больше дома, со Степаном Степановичем…

- Малинник там хороший. Густой, мы с барышней Катериной Степановной в детстве прятаться любили. Сейчас не тот он, осень, а все ж… Помню, малину там собирала… Петр Григорьевич подошел тогда, спас меня от… Тогда уже я поняла, что сердце его ко мне потянулось. И ясно мне все было. Тяжко, не пересказать, но – ясно.

- А что ж теперь? – осмелился на вопрос Митя. Он все еще стоял на коленях, и Маша положила ему на голову ладонь. В ней боролись какие-то странные чувства. Девушка пыталась зацепиться за что-то, за какую-то неосознанную мысль, смутное ощущение, нечто понять… Митя не мог этого знать, но неким чутьем воспринимал происходящее в ней боренье.

- Мне все кажется, что не то я делаю, Митенька, - ответила она на вопрос, на сей раз невысказанный, но почувствованный. - Не так… И не будет Петруша счастлив со мной.

- Петр Григорьевич души в вас не чает!

- Знаю. Потому и мучаюсь. Любит он меня, а ведь я ему не пара. Нет, гостей принять барыней сумею, и на Марию Павловну скоро откликаться стану, Да только… все-таки Лукерьиной дочкой была я и останусь, хоть и князь мой отец, и мать – сего имения госпожа. Нет… опять не то говорю… не умею рассказать, Митя…

Ее рука скользнула с его волос, погладив их, и повисла безвольно. «А ведь и впрямь мучается, Господи, помилуй! Что же с тобой, Машенька, радость моя невозможная?»

Хоть разок припасть к бледной нежной руке, а потом – прочь от мира, в монастырь, в келью, на веки вечные. «Да какой из меня теперь монах?» - отдалось горечью. Взял в свою ладонь Машину руку, а губами коснуться не решился. Но безжизненная кисть ее вдруг стала сильной, девушка сама сжала Митины пальцы, потянула вверх.

- Не мужицкая у тебя рука, - сказала. – Пальцы тонкие, белые как у девицы. Кисти да уголек держать – в самый раз. Не смеялись над тобой деревенские?

- Да как же нет, - Митя смотрел на Машу как завороженный. - И дядька колотил не раз на дню. Понятно, не работник, не иное что, хлеб даром ел. Пустое все, Господь пусть будет со всеми. Дядька-то о сыне мечтал сильном и спором, да жена бездетной рано умерла. Ну теперь-то может быть…

- Добр ты, послушник Божий, зла не таишь. Спаси тебя Бог, Митя, за все. На свадьбе моей гостем будь непременно. В Любимовке пока остаешься?

- Остаюсь, Марья Павловна. Письмо вот пришло нежданно-негаданно. Приезжает княгиня Катерина Степановна, слава Богу! Заждался ее Степан Степанович.

- Хорошо, - сказала Маша. – Жаль мне его... Знаешь… а ведь и я ничуть на него нынче не в обиде...

После Машиного отъезда затосковал Митя не на шутку. Пришел к отцу Сергию, кинулся ему в ноги.

- Что с тобой?! – перепугался батюшка, глядя в заплаканное юное лицо.

- Батюшка, благословите! Сил моих нет... о монастыре мечтал, а теперь мне монастырь и на ум нейдет. Люблю я... Машеньку люблю.