Дверь отворилась, пропуская Шешковского. Наткнувшись на лежащего без чувств Александра, Степан Иванович от неожиданности перекрестился, и тут же перевел преданный взгляд на начальника.
- Андрей Иванович, там... От самой Государыни... Ее Величество желает видеть вас. Незамедлительно.
- Ох! – генерал в сердцах долбанул по стене кулаком, так что Степан Иванович вновь перекрестился. – Ладно. Этих - назад, вернусь – продолжим.
Через пару минут он отбыл во дворец...
- Ваше Императорское Величество...
Елизавета только лишь рассеянно повернула хорошенькую головку с роскошной копной чуть припудренных светлых волос в сторону вице-канцлера. Она явно думала о чем-то своем.
- Да, да, Алексей Петрович, я слушаю...
- Боюсь прогневать вас.
- Да? – на круглом лице Государыни отразилось что-то вроде интереса. – Что же вы натворили, господин вице-канцлер?
- Не я, Ваше Императорское Величество. А католический священник Франциск, о котором я вам только что имел честь сказывать.
- Агент короля Людовика, как вы его назвали?
- Он таков и есть. А доказательства – сии бумаги, изъятые у него моими людьми. Не желая лишний раз утруждать Ваше Величество, я сделал некоторые выписки, к сему же прилагаю сами бумаги, дабы вы удостоверились, что...
- Оставьте, - прервала Елизавета. – Я потом посмотрю.
Бестужев помолился про себя.
- Но, Государыня, вы - уверяю! - заинтересуетесь. Соизвольте обратить ваше драгоценное внимание на эту переписку, умоляю вас! Сие вовсе вас не утомит.
- Ну хорошо, - Елизавета сделала гримаску и взяла протянутые листы. После первых же прочитанных строчек ее начерненные, идеально изогнутые брови удивленно приподнялись, а на румяном свежем лице отразился сильнейший гнев.
- Что за мерзость?! – она в раздражении кинула бумаги на стол.
Бестужев знал, чем взять Елизавету. В бумагах покойного Франциска встречались выражения, оскорбляющие Елизавету
И тут из вице-кацлера полилась страстная обвинительная речь против отца Франциска и сумасшедшего Фалькенберга. Причем, было упомянуто, что оба они – совратители графа Прокудина в католичество (еще одна струнка, на которой умело можно было сыграть), и за это Господь наказал обоих. Одного - смертью, другого - безумием.
- Впрочем, - прибавил Бестужев, - сего последнего вразумил Господь в напасти, и отныне немец Иоганн лечится духовно и телесно в святом монастыре православном, откуда попрошу нижайше его не забирать, дабы не мешать исполнению Господних замыслов.
Елизавета кивала.
- Далее, Ваше Величество... Покойный отец Франциск посягнул не только на душу графа Кириллы Матвеевича, но и на свободу его дочери, девицы Прокудиной, он дерзнул насильно обвенчать ее со своим духовным чадом – с упомянутым уже Иоганном Фалькенбергом.
- Ка-а-ак?! – тут уж возмущению Елизаветы не было предела. – Бедняжка! Сие и вправду насильно было над ней совершено?
- Истинная правда, Государыня.
- Так - брак сей богопротивный разъять, девушку выдадим замуж за доброго православного христианина.
Бестужев почтительно поклонился.
- Жених уж есть, Ваше Величество, и я осмелюсь выступить сватом. Это мой чудесный сотрудник, преданный вам всей душой, Александр Алексеевич Вельяминов.
- Вельяминов? Что-то я слышала... Постой! Дело Лопухиных...
Тут выступил вперед находившийся здесь же, но до того скромно молчавший Разумовский. Его великолепная крупная фигура склонилась перед Царицей, он взял ее пухлую ручку и с обожанием поднес к губам.
- Так, Государыня, и я сам просил тебя о них, ибо оклеветали их безбожно. А батюшка покойный Вельяминовых, Алексей Иванович, верным слугой был отца твоего – Великого Петра.
- Постой... Помню! Как же... Ты мне говорил... Алексей Иванович - да он же меня маленькой на руки брал с отцова позволения. Ай да дела! Ах, конечно же, граф, сын доброго слуги моего батюшки сможет стать опорой и защитой обидимой девушке. Быть по сему.
Вот тут Бестужев принял вид грустный, даже мрачный.
- Увы! – развел он руками. – И с этим тоже шел я к вам, Государыня, дабы просить милостивого Высочайшего заступничества. Дело в том, что Александр Вельяминов исчез, и есть у меня подозрения, что связано сие с раскрытием юношей всех козней зловредного католика. Здесь со мною ныне девушка – сестра его, дочь покойного Алексея Ивановича Вельяминова... сиротка. Она приехала, дабы у вас, ласковой матери нашей, просить покровительства и помощи в своей беде...
- Так чего ж тянешь-то, Алексей Петрович! – воскликнула Елизавета. - Дочь Вельяминова здесь... Она уж давно должна быть мне представлена. Ну-ка, зови ее скорей.
Явилась Наталья, тихая и заплаканная, в наряде черном, покроя строгого. Елизавета окинула девушку быстрым взглядом. Ревнивая до чужой прелести, Государыня однако находила удовольствие в созерцании красоты отличного от ее типа, поэтому Наталья чрезвычайно ей понравилась. А девушка, увидев, наконец, так близко саму Императрицу, упала ей в ноги.