Легкий способ завязать с сатанизмом

Андрей прикрывает щетину веером. Гостиная, которую Катя использует как мастерскую, теперь все больше напоминает гримерную. При переезде Андрей взял самое необходимое – пять боа из розовых перьев, павлиний хвост в резной вазе, а что лежит в шкатулке, обтянутой красным атласом, Кате лучше не знать.

* * *

После поцелуев лицо Кати похоже на поле битвы – рот как воронка исполинской бомбы в окружении кровавых, расходящихся концентрическими кругами сгустков.

– На ужин у нас помада, – выдыхает Андрей, поправляя бретельку на плече.

Месяц назад, в белом поло и джинсах, он глядел на новый дядюшкин портрет, хвалил цветопередачу и морщился от аксельбантов, а потом спросил телефон художницы.

– Хоть графа из тебя сделает, хоть генсека, – похохатывал замгубернатора, диктуя номер.

– Хоть графиню, хоть графин, – ответил Андрей, на ходу переодевая щекотную правду в шутку.

Встречу назначили заранее, тем более удивителен вид Кати – заспанные веки, лежалая пижама, на одной ниточке висящий обветшалый помпон на носке домашней тапки. За спиной Кати такая же неустроенная, наспех прибранная, бестолковая жизнь.

– Обычно по фото заказывают. Халтура, конечно, но сидеть на месте у людей времени нет.

– Я в ванной переоденусь – где здесь?

Строгие складки юбки чуть выше колена, гольфы, круглоносые туфли с ремешком вокруг тощей лодыжки. Отложной, сверкающий смирением воротничок. Катя молча таращится на Андрея.

– А фоном Нойбергский монастырь нарисуешь, можно? – тычет в нос смартфоном со страничкой Википедии.

Да можно, конечно. Тебе можно все.

* * *

Коля приезжает забрать вещи: полное собрание сочинений того и неполное собрание сочинений этого, коллекция пивных бутылок на пыльной полке – не хлам, а крафт, тридцать три рубашки с пожелтевшими манжетами, несколько книжек самиздата, на корешках – отец, лучший друг, Колин психотерапевт.

– Ну и графомания! Кто так вообще пишет? – каждый раз говорил Коля Кате, но авторов благодарил и желал творческих успехов.

На книжке отца – фото лет на пятнадцать моложе, большой город вместо райцентра, узкие джинсы, очки, плотоядные губы. Все начинается так: «Сексуально озабоченный молодой человек выхватывает взглядом тоненькую девичью фигурку». Книжка друга – черный томик с серебристым тиснением, гроб для сигаретных огней и разочарования. Проза, ставшая в позу. В книжке психотерапевта – очень плохие стихи, змеевидная роза на обложке обвивает револьвер, лежащий как снулая рыба. Захватив двумя пальцами корешок, Коля откладывает книгу в сторону:

– Можешь оставить, дарю.

Стихи самого Коли были дивными, но давно и безнадежно брошенными.

– Ну ни хрена себе, это для кого ты так выряжаться стала? – В руках Коли сверкает лаком непристойно-малиновая туфля.

Сорок третий против Катиного тридцать шестого. Впрочем, боа на вешалке Коля тоже не замечает.

* * *

Катя рисует Андрея третий месяц. Первое время он появлялся в шесть утра, сообщал, что еще не ложился, заходил в ванную, собирал волосы в хвост, натягивал костюмчик для воскресной школы, садился, сложив руки на коленях. Высидев час неподвижно, ронял голову на белый воротничок, дергался, опять пытался не двигаться, минуту спустя снова безвольно повисал головой.

– Хочешь, приляг, поспи.

На узкой софе ноги некуда деть, разве что свернуться калачиком. Веки смежаются тут же, приходят сны. Из открытой балконной двери тянет майской прохладой, выше гольфов бегут колючие мурашки. Катя укрывает Андрея покрывалом. Пока назойливый солнечный луч не расплавит лицо нестерпимым теплом и светом, Андрей спит.

– Неудобно как-то получилось, – говорит Андрей, открывая слипшиеся от туши ресницы.

Катя не может спать. Дни за работой – какой-то директор в горностаевой мантии, на фоне долина с дымящей трубой завода. Ночи в смартфоне – вдруг напишет, чего там, когда. Опускает веки, и чудится, как трет на терке глазные яблоки. Потом забытье, безотрадно-короткое. В половине пятого сна нет как нет, орут бесстыжие птицы, трещит голова. Спустя пару недель солнечный луч не может добраться до Андрея и сверлит, разочарованный, затылок и голую спину Кати, сидящей на нем.

* * *

Коля знает, дело в новом любовнике Кати, ведь таких, как Коля, просто не бросают. Еще в январе ее видели с каким-то прохвостом, но Коля не верил в такую подлость. Да в конце концов, он же не ревнивый. Вот иллюстраторша из Москвы присылает видео с лекции именитого философа. Гундеж бородача сопровождает приглашение: «Отмотай на пятнадцатую минуту, там я в зале». Коля послушно перематывает – и правда, сидит, подточенная молью лисица. Зовет Катю, показывает – ну а что, честность превыше всего.

– Девица попроще прислала бы себя топлес.

Катя смеется, невольно сжимая кулаки.

– Правда, что ли? – переспрашивает Коля с блеском в глазах.