Лейла, Кайла, Кейла и Келайла [СИ]

Все примолкли, и вдруг, посреди мерного пения послышалась живая взволнованная песенка. С неба, покрытого мягкой вечерней дымкой, спускалась, трепеща крыльями, серая точка, превращаясь в серое пятнышко, а то стало вдруг маленькой птицей, закружила птичка над головой Келайлы, садясь в протянутые ладошки.

— Келайла-Келайла! — пел серый соловейко, который давно кружил над острыми листьями, высматривая свою заботливую хозяйку.

— Соловейко! Как хорошо, что ты вернулся! Ты устал, хочешь кусочек пирожка?

— Времени нет, — пел соловейко, прыгая в ее ладонях, — нет-нет, времени нет! Слова для Келайлы!

Она поднесла ладошку ближе к щеке, слушая тихие трели, почти непонятные другим. И выслушав, ахнула, поворачиваясь к мастеру Сенуру.

— Клятва Эрриса короля вершит волшебство Асура! Принцесса Эрла покинула пределы королевского парка. И пока она находится за его стенами, злое волшебство не остановить. Вот что мне спел соловей. Мы должны вернуть Эрлу, пока не сделалось слишком поздно.

— Пока не слишком поздно, — эхом повторил Сенур, вскакивая, — скорее, мы должны догнать Эрлу и вернуть ее!

И все вместе они побежали по широкой дороге, уводящей от лестницы в парк, а оттуда через лужайки и купы красивых деревьев — к первым внутренним воротам.

Сенур хорошо понимал, какой силой обладает его злой брат, и еще лучше понимал — им не угнаться за повозкой принца Эли пешком, но что оставалось делать?

Солнце уже укладывалось в мягкий туман над самым горизонтом, делая свой свет тоже мягким рассеянным, но не забирая его совсем, ведь то были времена, когда и солнце, и луна оставались на небесах вместе, и сейчас узкий лунный серп сверкал в вышине, как начищенное серебро, охраняя сон своего дневного друга. Травы и кусты словно припорошила жемчужная дымка, и механические птицы разом умолкли, чтобы одновременно запеть утром. Кованые сверчки и кузнечики молчали, замерев среди каменной травы неживыми тельцами. Только быстрые шаги по плитам дороги, да тяжелое дыхание испуганных девушек, что торопились следом за длинноногим Сенуром. И тихие трели серого соловейки — он летел над головой Келайлы, повторяя ей то, что узнал во дворце.

— Слишком поздно! — шелестящим эхом вернулись слова, кидаясь из черной рощи, подступающей к самой дороге.

И навстречу путешественникам выступил сам мастер Асур, в черном плаще, закрывающем светлую дорогу, и в черной огромной шляпе, украшенной черными перьями, что свисали на бледное лицо.

Братья замерли посреди дороги, глядя друг на друга. Умолк серый соловейко, девушки столпились поодаль, рядом с ними стоял, вздыбив шерсть на спине, Котик, и Крыс-Прогрыз топорщил блестящие усы, сжав перед собой розовые кулачки и сверкая острыми зубами.

— Куда это вы собрались? — прошипел Асур, вынимая из ножен острейшую шпагу, по лезвию которой пробежал лунный луч и упал на плиты, рассеченный надвое.

— Дай нам пройти, брат Асур. Негоже тебе потакать своим капризам, изменяя судьбы людей и всех живых существ. Слишком далеко ты зашел!

— Негоже? — удивился Асур, мотнув головой, чтобы черное перо не скрывало блеска угольных глаз, — ты говоришь это мне? А чем ты был лучше, а? Точил каменья, оживляя их, ковал металлы, оживляя их тоже. Давал души и жизнь тому, что должно бы лежать мертвым. Значит, ты тоже поступал неверно?

— Я… Я не мог по-другому. Тебе ли не знать! Жизнь переполняла мое сердце и перетекала в мои руки, и разве это плохо — сделать мертвое живым на радость всем?

— А может, я тоже не могу по-другому! Драгоценность всего, что я вижу, переполняет мое сердце, перетекает в мои руки, — насмешливо отозвался Асур, кружа вокруг брата со шпагой в руке, — и разве это плохо — превратить невидную букашку в роскошное украшение, а гнилую корягу — в изысканный вечный кубок из золота? Чем их вечная жизнь хуже той, которая была? Букашка умрет, рассыплется прахом, а коряга — сгниет и обломки ее унесет вода.

— Посмотри на себя, брат, — печально попросил Сенур, — твое лицо будто лишено живой крови, да есть ли у тебя сердце? Кем ты стал?

— Посмотри на себя, брат, — эхом отозвался Асур, насмешливо оглядывая потертую одежду и худые щеки Сенура, — а мог бы вечно блистать мраморной красотой, подобно древним статуям, не старея и не изменяясь. Ты выбираешь жизнь? Что ж, она состарит тебя, и приведет к дряхлой смерти. А я, избавляясь от биения сердца и от движения крови по жилам, буду жить вечно! Жаль, ты не захотел поддержать меня. Жаль, не выбрал себе верной судьбы.

— Да ты и не предлагал, — усмехнулся Сенур, — изменил меня тайком, подсунув волшебное зелье.

— Да! Потому что я знал твой ответ! — закричал Асур, наступая, но все еще не направив шпагу в сердце брата, — ты все равно отказался бы!

— Нет, мой любимый брат, не поэтому. Ты просто не хотел ни с кем делить своей власти, своей новой силы. И боялся ее потерять. Так? Ты с самого начала замыслил остаться один, потому убрал меня со своего пути, чтобы я не помешал твоим планам.

Келайла опустила глаза, отвлекаясь от спора братьев. Котик толкал ее лапой. Она присела на корточки, прячась за спинами сестер.