Читаем Лейли и Меджнун полностью

Он тонкую беседу мог вести,

К Познанью знал он верные пути.


Когда читал он вслух свои страницы, -

То в воздухе над ним витали птицы.


Страдалец этот в горечи обид

Сложил газелей много и касыд.


И всюду пел он их в тоске безмерной,

Его друзья ему служили верно.


Они, стихи чуть записать успев,

Слова их повторяли и напев.


Измученный, покинутый в кручине,

Стал в мире знаменит по той причине,


Его слова и красота чела

Пленяли всех, в ком истина жила.


Достигнув этих совершенств нетленных,

Причислен к лику сердцем совершенных.


Сложил стихи он эти о себе,

Своих стремленьях и своей судьбе:


Газель Меджнуна


Развалин груды - вот мы чем весь этот мир земной считаем,

Но скрыт среди развалин клад - богатый и благой - считаем.


Поклонник внешности пустой пусть мудрецом сочтет себя,

Но там, где истина царит, он лишь невежда злой - считаем.


Невежды мнят - в вине покой, но мы, пророки наших дней,

Мы вылили его давно, - в нем кровь, а не покой - считаем.


Мы поняли, что бренный мир неверен никому из нас,

Пусть им владеет Сулейман, обманщик он дурной - считаем.


Ты думал, Физули: мечеть и винный погребок - одно,

Выходит, что напрасно мы великим разум твой считаем.


Весна жизни Лейли превращается в осень


О кравчий, велико блаженство наше, -

Скорей подай две-три-четыре чаши.


Коль ты желаешь веселить сердца,

Пои людей блаженством до конца.


Дай, друг мой, чашу каждому хмельную,

Но мне подай ты самую большую.


Я до сих пор лишь полуопьянен, -

Я тяжкою печалью побежден.


Приятен пир людей, приятна радость, 

Но удаляться с пиршества - не в сладость..


...Тот летописец состоянья дней

Такой конец дал повести скорбей:


К слиянию не утолив влеченья

И от Меджнуна снова в отдаленье,


Лейли решила не смотреть на мир:

Своей душой не дорожил кумир.


Пришла зима. И месяц дей - грабитель,

Утехи все из цветника похитил.


Стал храмом скорби сад, а был, что рай,

И горестью звучал вороний грай,


Стал кипарис Меджнуном обнаженным,

И, как Лейли, тюльпан исчез со стоном.


И ветер бушевал. Стволы дерев

Качались и ломались, ослабев.


Погас тюльпана блеск и светоч розы,

И сад Зулматом сделали морозы.


Тюльпан, боясь внезапных холодов,

И роза, опасаясь злых ветров, -


Тот в горы яхонты снес на продажу,

Та - в сад сложила лепестков поклажу.


Все реки превратились в длинных змей -

И яд с собою каждый нес ручей.


И небо разверзалось над землею,

И ливень каплей ранил, как стрелою.


А ветер, изо всех напавши сил.

Над садом злобно чудеса творил:


В железо воду превращали вьюги

И делали для цветников кольчуги.


Меж тем недуг Лейли вершин достиг,

И отдохнуть она пошла в цветник.


Тюльпаны, розы - где? Их и следа нет,

Вид голых веток больно сердце ранит.


Нет и цветнике бывалой красоты,

Достигло безобразье высоты.


Поникли травы гордые печально,

Листки поникли в скорби погребальной.


И сад кладбищем показался ей,

И на душе ей стало тяжелей.


Тогда она, тосклива и уныла,


Свою тоску пред цветником открыла:


"Печален ты и холоден, мой сад,

Какие горести тебя томят?


Я так же, как и ты, больна, вздыхаю,

Без розана истомлена, страдаю.


Не быть с Меджнуном мне в его краю,

Не повидаться с ним в его раю.


Хоть осень сорвала твои одежды,

Ты на весну еще хранишь надежды.


Но мне надежды па слиянье нет,

Насколько больше тяжесть этих бед!"


Все больше каждый миг она страдала,

И небо, ей сочувствуя, рыдало . . .


Лейли оставляет матери свой завет и с именем любимого на устах уходит от дольних бед


И к богу вознесла она мольбу,

Пожаловалась богу на судьбу:


"О в судный день единственный владыка,

Султан престола вечности великий,


Горю я в безнадежности огне.

Клянусь тобой, жизнь надоела мне!


Моим возлюбленным я не любима,

Меня тоска долит неумолимо.


Свеча в ночи разлуки с милым я,

Вовек неизлечима скорбь моя.


Меня насилье времени сжигает,

Моя мольба тебя не достигает.


Я думала, мне жизнь еще нужна, -

Еще с любимым слиться я должна,


Но, солнце света в высоте небесной,

Жизнь - лишь завеса пред мечтой чудесной.


Так приобщи меня к небытию,

Я в нем познаю истину твою".


И проявил господь к несчастной жалость -

Ей овладела тяжкая усталость.


Холодный ветер дул и дул все злей,

И слабость одержала верх над ней.


Болезнь одолевала в страшной схватке -

Душа изнемогала в лихорадке.


Красавица, подобная луне,

Горела, как свеча горит в огне.


И кинула краса и борьбе жестокой.

Как вянет роза, сети нет в ней сока.


И до того была худа она,

Что и глазам была едва видна.


И тот, кто подходил к ее постели,

Не замечал дыханья в слабом теле.


Исчез здоровья и малейший след,

А смерти были тысячи примет.


И вот она перед дорогой дальней, 

И вот настал последний час прощальный.


И, сбросив, наконец, фату стыда,

Она сказала матери тогда:


"О мать, бальзам мучительной печали,

Твои лучи всю жизнь мне освещали!


Невыносимой скорбь моя была,

Но я скрывала все, пока могла.


Теперь, перед последнею дорогой,

Открою тайну, что хранила строго,


В последний раз вниманье прояви:

Знай, я поражена мечом любви.


Лишь от одной причины я страдаю;

Измучена любовью, я рыдаю.


О горе, я бедняжка, влюблена,

Я неким луноликим пленена.


Я за любовь свою платила кровью,

Вся жизнь моя отмечена любовью!..


К любимому стремилась я всегда,

Но слиться с ним мне не дала беда.


Полна любви, я ухожу далеко -

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Константин Петрович Масальский , Лукьян Андреевич Якубович , Нестор Васильевич Кукольник , Николай Михайлович Сатин , Семён Егорович Раич

Поэзия / Стихи и поэзия
Мудрость
Мудрость

Широко известная в России и за рубежом система навыков ДЭИР (Дальнейшего ЭнергоИнформационного Развития) – это целостная практическая система достижения гармонии и здоровья, основанная на апробированных временем методиках сознательного управления психоэнергетикой человека, трансперсональными причинами движения и тонкими механизмами его внутреннего мира. Один из таких механизмов – это система эмоциональных значений, благодаря которым набирает силу мысль, за которой следует созидательное действие.Эта книга содержит техники работы с эмоциональным градиентом, приемы тактики и стратегии переноса и размещения эмоциональных значимостей, что дает нам шанс сделать следующий шаг на пути дальнейшего энергоинформационного развития – стать творцом коллективной реальности.

Александр Иванович Алтунин , Гамзат Цадаса , Дмитрий Сергеевич Верищагин

Карьера, кадры / Публицистика / Сказки народов мира / Поэзия / Самосовершенствование