Лейтенант

Туземцы не ответили на его приветствие. Персонажи немой сцены зашевелились – сидевшая у костра женщина встала, взяла на руки ребенка и, прижав его к груди, скрылась в зарослях. Остальные один за другим поднялись и последовали за ней. Они не спешили, но к тому времени, когда лодка подошла вплотную к берегу, поляна опустела.

– Сойти на берег, сэр? – предложил Уилстед. – Я могу сойти на берег, сэр, пойти за ними…

Но было в его голосе нечто такое, от чего губернатор будто и не слышал его.

– Пусть гребут дальше, лейтенант Гардинер, – отрезал он. – Не будем терять время.

Река сузилась, превратившись в небольшую протоку, извивавшуюся между высокими берегами, и наконец путь им преградили груды громоздящихся друг на друга плоских каменных плит, по которым сверкающими струйками стекала вода.

– Конечная станция, господа! – возвестил Гардинер и причалил там, где одна из скальных плит резко уходила на глубину. Уилстед и Силк вылезли на берег и обернулись, чтобы помочь губернатору, но он и сам, со всей своей угловатостью и нескладностью, с завидным проворством перебрался через борт.

– Благодарю, господа, но, как видите, я справился.

Он окинул взглядом крутые берега по обе стороны реки, местами обточенные паводками до голых скал, и уже собрался в путь, через плечо раздавая приказы.

– Благодарю, лейтенант Гардинер. Я буду ждать вас на этом же месте через три дня. Итак, капитан Силк, извольте отправиться вместе со мной – мы пойдем во главе отряда. Лейтенант Уилстед, будьте любезны следовать за нами. Лейтенант Рук, вас я попрошу замыкать строй и отмечать маршрут. Сержант, вы с рядовыми пойдете вместе с нашим егерем.

Рук засмеялся, решив, что губернатор в кои-то веки решил сострить, но тот со свойственной ему неуклюжестью обернулся и остановил на нем холодный взгляд. Рук откашлялся в кулак.

«Егерь!» Это слово наводило на мысль о том обществе, принадлежностью к которому кичился его однокашник Ланселот Персиваль Джеймс: фазаны и олени бродят по угодьям, искусно засаженным таким образом, чтобы усилить впечатление от охоты, а жизнерадостные крестьяне приветственно приподнимают шапки, завидя молодого дворянина в седле.

Новый Южный Уэльс мало походил на господское поместье. Подданные Его Величества высадились на небольшую неприветливую поляну на краю неизвестности. Вокруг, казалось, простирался край, лишенный каких-либо животных или растительных ресурсов, а егерем у них был преступник, которому дали в руки оружие.

Отряд двинулся вслед за губернатором. Рук шел позади всех и видел перед собой вереницу покачивающихся рюкзаков и головы, склоненные, чтобы хлесткие ветви кустов не попали по лицу. Каторжанин плечами расчищал себе дорогу. Ростом он был выше всех, а ветхая клетчатая рубаха так и норовила порваться на могучем торсе. Он нес не только свой рюкзак, но и губернаторский, однако на его спине они смотрелись как сущие безделушки.

Изначально губернатор намеревался двинуться на запад, но отряд то и дело отклонялся то к северу, то к югу от заданного маршрута, огибая илистые ручьи, слишком широкие, чтобы перейти их вброд, и непроходимые заросли, где кустарник целиком поглотил упавшие деревья. Они спускались в овраги, по дну которых стелились ползучие растения, цеплявшиеся за щиколотки, но стоило вскарабкаться наверх по крутому скалистому склону на другой стороне, как перед ними возникал очередной овраг.

Рук замыкал строй и, держа в одной руке компас, в другой – записную книжку и заткнув за ухо карандаш, отсчитывал шаги, отмечая каждую смену направления. Столбцы он расчертил заранее: «Количество шагов. Направление движения». Заполняя колонки, он понял, что слова «направление» и «движение» не отдают должного действительности.

Окружающая местность проплывала мимо безымянным размытым пятном. «Дерево. Другое дерево. Куст. Другой куст. Белый цветок. Желтый цветок. Красный цветок». Он вновь почувствовал себя ребенком, неспособным дать подходящих имен окружающим предметам. Ему вспомнилось, как он сидел на корточках на гальке у подножия Круглой башни и разглядывал свою коллекцию камешков: «Большой. Поменьше. Светлый. Темный».

У ручья, по берегу которого рос высокий тростник, губернатор объявил ночной привал. Рук сел и стащил прилипший к спине рюкзак – чащу накрыла вечерняя прохлада, и от пота было зябко.

Рук увидел, как сержант неохотно протянул каторжанину ружье и мешочек с дробью. Тот взял мушкет, казавшийся игрушечным в его руке, и привычным движением взвесил мешочек в руке. Его розовые губы растянулись в ухмылке посреди бороды.

– Если хотите поужинать, сэр, дроби тут будет маловато! – сказал он.

– А ну-ка, прикуси язык! – вспылил было сержант, но тут раздался голос губернатора: – Все в порядке, сержант, выдайте Бругдену то, что он просит.

Сжав губы в тонкую линию, сержант отсыпал еще горсть дроби. Бругден ухмыльнулся, обнажив крупные белые зубы.

– Благодарю, сержант, – сказал он. – От всей души, сэр.