Читаем Лейтенант полностью

Основания будут самые что ни на есть весомые, но некоторая степень скоромности приличествует обыкновенному младшему лейтенанту. Завладев вниманием губернатора, Рук найдет нужные слова.

«Я чрезвычайно рад сообщить вам, сэр, что отныне могу беседовать с туземцами, так что мы вольны приступить к плодотворному общению с ними».

Губернатор будет потрясен. Трудно вообразить, чтобы его лицо выразило восхищение, изумление, восторг, но разве сможет он не восхититься, не изумиться, не прийти в восторг? Ведь Рук обеспечит ему не только способ воплотить в жизнь собственные притязания относительно службы в Новом Южном Уэльсе, но и нечто большее. Губернатор первым узнает о том, что богатства всемирных знаний пополнились открытием не менее впечатляющим, чем совершенные Галилеем и Кеплером! «Земля вращается вокруг Солнца». «Гравитация – это сила, действующая на расстоянии». Путь открытий, на который он ступил, не менее значителен – он ведет не только в глубины языка, на котором изъясняется неизвестная доселе раса людей, но и в недра их космоса: к способам их общественной организации и богам, которым они поклоняются, к их мыслям и надеждам, страхам и желаниям…

После такого скачка в знаниях мир никогда не будет прежним.

* * *

Первую трудность являли собой не значения слов, а их звучание – способ передать эти иноземные звуки с помощью знакомого алфавита. Думать, с чего начать, было все равно что растягивать давно отвыкшие от нагрузки мышцы.

Рук перевернул первую страницу записной книжки. Те первые заметки послужили ему почином, но продолжать он решил иначе. Открыв чистый лист, так и манивший что-нибудь написать, он начертил четыре колонки: «Буква. Наименование. Звук. Как в английском слове…».

Рука охватило приятное волнение – физически ощутимое предвкушение сродни голоду.

Ему вспомнилось то, о чем он не думал много лет: его старая «Грамматика латинского языка» Уильяма Лили – потрепанная бордовая обложка с похожими на тучи следами воды, оторвавшийся от переплета корешок (отец купил ее по дешевке у уличного торговца в Саутси[20]) и гравюра на титульном листе с изображением людей, степенно и театрально собиравших фрукты.

Рук без оглядки переворачивал страницы одну за другой, озаглавливая каждую очередной буквой алфавита, прямо как некогда делал Лили: «с местного языка на английский», а затем – наоборот, «с английского на местный».

Потом взял вторую записную книжку и написал на форзаце: «Грамматические формы языка Н. Ю. Уэльса». Слова – это замечательно, но, не зная ничего кроме них, так и будешь повторять названия предметов, точно ребенок. Грамматика – вот тот механизм, что позволяет извлечь из них пользу.

Для начала придется ограничиться действиями, которые легко изобразить: «есть», «идти или ходить», «пить», «зевать», «ползти». Ведь эти люди, пусть они и чужеземцы, тоже ходят и пьют, едят, зевают и ползают.

Лучше не спешить и начать с изъявительного наклонения. «Я ем. Ты ешь. Он, она, оно ест». Не зная прошедшего и будущего времени, о многом не поговоришь, так что их тоже стоит затронуть: «Я поем, ты поешь. Я поел, ты поел». И, конечно, непременно пригодится повелительное наклонение: «Ешь!»

Левый край страницы Рук заполнил английскими словами. А рядом с каждым из них оставил пустое место, чтобы позднее планомерно заполнить его переводом на неизвестное наречие. В надежде собрать недостающие пока что сведения он озаглавил страницу рядом с пустующей глагольной таблицей: «Другие окончания того же глагола».

Потом положил обе записные книжки бок о бок на столе. «Словарь» и «Грамматические формы». Они напоминали тиски какого-то хитроумного станка. С их помощью он расколет тайну этого неизвестного языка, точно орех.

Задача не из легких. Ни Кеплеру, ни даже Ньютону не приходилось иметь дела с tabula rasa[21], ведь они основывались на чужих достижениях. Ему же, в отличие от них, предстояло отправиться навстречу неизвестному, имея в своем распоряжении лишь собственные уши, перо да эти маленькие записные книжки.

Незнакомое доселе чувство сжало Руку грудь. Он не сразу понял: именно это испытывает человек во власти мечты. Судьба – возвышенное слово, но, быть может, вполне применимое к тому, что ему предстояло.

* * *

Туземцы не объявлялись почти неделю. Рук коротал время, считывая показания дождемера и барометра и ровным почерком записывая наблюдения о Южном полюсе мира. Кипятил чайник, собирал хворост на растопку. Но, занимаясь делом, он уголком глаза наблюдал, не покажется ли кто-нибудь на вершине кряжа. Ветви деревьев и быстрые тени облаков дурачили его. Он вставал и принимался махать им, но пустеющий кряж отвечал насмешливым молчанием.

Поэтому когда они наконец явились, Рук успел слегка рассердиться. Но потом уже знакомый мальчонка бегом спустился по скалистому склону, спеша к нему, и из его уст полился бурный поток слов.

И как тут сердиться? В конце концов, они ему ничего не обещали.

Следом не спеша спустились женщины с маленькими детьми на руках, а за ними и девочки – та, застенчивая, и вторая, по имени Тагаран.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза