Лейтенант

Рук хотел было уничтожить записи. Переписать их, опустив все то, что могло быть неверно истолковано, и сжечь первоисточник. Он даже сел за стол и открыл чистую записную книжку, но так и не смог себя заставить. Перечитывать записи, высматривая в них то, что может быть понято превратно, значило бы извратить их самому. Ему пришлось бы взглянуть на них таким же порочным взглядом и тем самым замарать себя. Вычеркни он из них что-нибудь, это лишило бы их жизни. Вышло бы нечто вроде чучела попугая – правдоподобное, но ненастоящее.

Рук обрадовался, когда увидел, как по скалам спускается Барринган, услышал голос Бонеды – «камара! камара!» – и различил в лучах солнца силуэт Тагаран. Но на сердце у него была не только радость. Можно ли желать чего-то и одновременно этого страшиться? Сильные, противоречивые чувства сдавили ему грудь, и он не смог ответить на ее приветствие.

На этот раз дети не бросились гурьбой в его хижину. Но Тагаран зашла, и Рук последовал за ней, невольно бросив взгляд на кряж и опасаясь увидеть там молодцеватую фигуру Силка.

Тагаран тут же направилась в угол, сняла накинутый на дуло мушкета платок и взяла оружие в руки. Рук хотел было ее остановить, но она уже прижала приклад к плечу и положила палец на спусковой крючок. Теперь она, прищурившись, смотрела вдоль ствола, делая вид, будто умеет целиться.

Где она этого насмотрелась? И почему решила попробовать только сейчас?

В его памяти всплыл день высадки – отчетливо, точно гравюра в рамке: Веймарк – показывает, какое мощное оружие есть у белого человека, и он сам – смеется над словами хирурга, без обиняков растолковавшего, что мушкетная пуля способна сделать с человеком. На самом деле Руку было совсем не смешно. И теперь он не мог взять в толк, что за бес в него вселился, раз он вздумал тогда смеяться.

Слух об этом зрелище наверняка разлетелся по окрестным племенам. Тагаран, скорее всего, тоже слышала. Может, и сейчас она думает о том же?

Неодобрительно улыбнувшись, Рук забрал у нее ружье и поставил его обратно в угол.

Но она снова схватила его и засунула в дуло палец. Она хотела знать: «Как из него вылетает пуля?»

Губернатор приказал морпехам скрывать от местных, что ружье необходимо заряжать. «Пусть думают, что оно стреляет само по себе, действует столь же мгновенно и незамысловато, как их собственные копья, – сказал он. – Ради нашей же с вами безопасности не позволяйте им видеть, как вы заряжаете ружья».

Поэтому Рук покачал головой, поднял вверх большой палец и спросил ее, как он называется. Тагаран отказывалась отвлекаться. Сегодня ее настойчивость отличалась от того привычного любопытства, с которым она спрашивала, как открыть чернильницу или зачем нужна пряжка на башмаке.

А может, ему только кажется, что в ней что-то переменилось, из-за той тени, что нависла надо всем?

В итоге, будучи не в силах ей отказать, Рук решил уступить отчасти. Не взирая ни на приказ, ни на то, что ему отчаянно не хотелось этого делать, он снял с крючка мешочек с дробью и вытряхнул на ладонь пулю. Тагаран схватила ее, взвесила в руке и попробовала на зуб, потом отдала обратно. Рук опустил пулю в дуло и протолкнул шомполом.

Тагаран внимательно следила за его движениями. Всмотревшись в ее лицо, Рук понял: она забыла, что он камара. Пока что он – не более чем источник нужных ей знаний.

Его руки так привыкли к этой последовательности шагов, что он запросто мог бы зарядить мушкет с закрытыми глазами. В Портсмуте они без конца проходили строевую подготовку, одну за другой выполняя команды сержанта. Теперь это казалось Руку невероятным, но когда-то ружье представлялось ему всего лишь чудом логики и механики.

Он заметил в лице Тагаран намек на то же восхищение, и ему захотелось сказать ей: «Нечем здесь восхищаться».

Он надеялся, что возни с зарядом и шомполом окажется достаточно, но Тагаран не так-то просто было провести. Показывая пальцем на пороховую полку, на напоминающий утиный клюв боек и кремень, она потребовала, чтобы он объяснил, зачем они нужны, и Рук показал ей, как боек, ударяясь о кремень, высекает искру. Но Тагаран знала: там, в мешочке, что лежит на полке, есть что-то еще.

Церемонно и нарочито осторожно он развязал мешочек и вытряхнул на ладонь немного пороха. Потом насыпал щепоть на полку мушкета, но самое главное упустил: за зарядом не было пороха, который должен был вытолкнуть пулю из ствола.

По крайней мере, по букве закона он все еще не нарушил приказ.

Они вышли из хижины. Рук ожидал, как обычно, увидеть сидящих вокруг костра женщин, Бонеду и других ребятишек, снующих по скалам к воде и обратно, но в этот раз вокруг никого не оказалось.

– Где Мауберри, где Бонеда? – спросил он у Тагаран, но та пропустила его вопрос мимо ушей. Ей хотелось одного: увидеть, что он будет дальше делать с ружьем.

Было нечто странное, нечто настораживающее в том, как безлюдно стало вокруг. Хотя, может, это и к лучшему, подумал Рук. Дети испугались бы шума.