Лейтенантами не рождаются

Нужно заметить, в критические минуты боя, когда чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону, старшие командиры часто принимали решение и для крупнокалиберной артиллерии занимать позиции на прямой наводке в боевых порядках пехоты.

Итак, мы с Игорем Макаровым из 1645-го истребительного полка начали обживать нашу палату. Прежде всего он объяснил, с кем из персонала и о чем можно говорить. Слишком разговорчивых отсюда увозят в «душегубке». Ты лежишь у окна и можешь видеть, когда она приходит и как в нее вталкивают обреченных. Один раз увидишь и всю жизнь во сне будешь видеть эти кошмары.

Утром, после завтрака, я познакомился с русским «цивильным» главным врачом. Это была молодая симпатичная женщина. Как я понял из разговора с ней, до войны она училась в Харьковском медицинском институте, но не понял, окончила она его или нет. Уточнять постеснялся. Она работала в паре с молодым врачом-немцем. Врач, видимо, жил у нее на квартире и, возможно, он и пригласил ее к себе на работу. Отказываться ей не было смысла. Работа в госпитале для военнопленных под покровительством влиятельного фрица избавляла ее от поиска хлеба насущного и отправки на работу в Германию. Обо всех иезуитских проделках своего шефа она знала. Собственно, она была его соучастницей, так как ассистировала ему при проведении всех экспериментальных операций. Она была незамужней женщиной, а поэтому могла быть временной «руссиш фрау» для своего босса. Хотя Макаров и предупреждал, чтобы я был сдержанным в разговоре с ней, но во мне почему-то сразу появились уважение и симпатия к этой женщине и чувство уверенности, что она не предаст. В дальнейшем так все и случилось.

Время от беспомощности и вынужденного безделья тянулось медленно. Но потом я вдруг ощутил повышенный интерес к себе со стороны солдат внешней охраны госпиталя, а госпиталь охранялся солдатами из батальона зондеркоманды, в котором служили карателями наши крымские татары, калмыки, украинцы. По своей жестокости они превосходили немцев. И вдруг зачастили в нашу палату с расспросами о положении на фронте и о том, как у нас относятся к тем, кто сейчас служит у немцев. За мои ответы платили самосадом, хлебом и иногда салом. Я отвечал так, как было на самом деле: «Если у вас руки не запачканы кровью невинных людей, можете не бояться прихода Красной Армии, ну, а если они в крови — судить будут строго, но во всех случаях меру наказания будет определять суд».

Каждый день после обеда, когда главный немецкий «костоправ» уезжал в город в офицерское «казино», приходила в нашу палату его помощница. Мы называли ее «наш русский врач». Живя с немцем, она имела информацию о положении дел на фронте и рассказывала нам о том, что происходило в городе и что слышала из разговоров в офицерской среде.

Настроение мое начало улучшаться, так как наступление Красной Армии в Донбассе продолжалось и намечался новый «котел», по своему размаху покрупнее сталинградского.

23 февраля 1943 г. второй танковый корпус под командованием генерал-лейтенанта Танастишина ворвался в город Гришино (Красноармейск). Было воскресенье, немцы совершенно не ожидали прихода наших войск, на улицах было много народа, в том числе немецких солдат и офицеров. И вдруг — грохот, стрельба, шум, визг, лязг гусениц, и наши танки, давя все, что им попадалось на пути, устремились к вокзалу, где на железнодорожных путях стояло большое количество товарных составов с войсками, техникой, боеприпасами. Трофеи были колоссальными, но, к сожалению, не пошли впрок.

Захватив город и хорошенько «подгуляв», победители забыли о бдительности и решили, что немцы «драпанули» и больше не вернутся, но не тут-то было. Разобравшись, что к чему, немцы поняли, что этот танковый корпус «обнаглел», оторвался от своих баз на 200–250 километров, вклинился узкой полосой в немецкое пространство, не обеспечив охраны своих коммуникаций.

Немцы в нескольких местах перерезали коммуникации, разгромили тылы и, бросив в бой свежую танковую дивизию, начали «кромсать» оборону корпуса. За ночь все было кончено, корпус уничтожен, а сам командующий корпусом при прорыве из окружения застрелился в подбитом танке. Обо всех этих событиях рассказали и наш врач, и свежие раненые-пленные, захваченные в ночь на 23 февраля, в годовщину празднования дня Красной Армии, в городе Гришино (Красноармейск) в 100–120 километрах от Горловки.

На других участках фронта, в том числе и в Донбассе, зимнее наступление советских войск продолжалось. Однажды вечером в нашу палату пришла взволнованная врач и сообщила, что немцы бегут из города. Ее шеф, наш госпитальный «экспериментатор», бросил личные вещи и с друзьями-офицерами драпанул в Днепропетровск. Мы очень обрадовались, появилась надежда, что наши войска скоро войдут в город. Разбежалась и охрана госпиталя. Все, кто мог ходить и хотел бежать, покинули госпиталь.

Утром врач пришла в госпиталь и сказала, что наступление Красной Армии «захлебнулось», идет отступление из Донбасса и немцы вновь вернулись в город.