Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

Изящной, почти порхающей походкой хранитель подвел ее к одной из закрытых дверей. Странно – он не произнес никакого заклинания, чтобы отпереть замок; не сделал руками ни единого магического жеста… Ингэ отпер дверь как и все простые смертные вига: с помощью небольшого металлического ключа, который извлек из кармана кафтана.

«Что ж, а может, не так ты и могущественен, двуликий?» – почти злорадно подумала Илари, вынужденная преданной собакой следовать за своим врагом.

Дверь туго проскрипела на проржавевших от времени петлях и нехотя отворилась, обдав девушку щемяще знакомым запахом краски. Стараясь ни о чем не думать, Илари вслед за хранителем шагнула в дверной проем.

Под потолком тесной каморки – ненамного больше той самой, где они жили с матерью, – тихо тлел светильник, наполненный эфимирной эссенцией. Давно протухшей, если судить по запаху прогорклого масла, наполнившему стоячую воду помещения. Иными источниками света комната не располагала. Вероятно, поэтому Илари не сразу разглядела то, что хотел показать ей хранитель.

Он тем временем застыл посреди каморки высокой белой скульптурой. Изучающий взгляд, руки переплетены на груди, сощуренные глаза – все эти приметы выдавали нетерпеливое ожидание ее реакции.

Пара мгновений ушла на то, чтобы глаза девушки привыкли к темноте. Еще пара – на лихорадочное озирание вокруг с застывшим в глазах вопросом: возможно ли это?!

Стены комнаты, глубоко замурованной в подземелье Обители, были сплошь увешаны картинами, изображавшими фантастические сюжеты и совершенно невообразимых чудовищ. Было очевидно, что некоторые экспонаты пострадали от грубого обращения – об этом живо свидетельствовали оторванные края, заломы и потертости на мембранах холстов. Стоит, однако, отдать должное труду реставраторов: спасено было решительно все, что подлежало восстановлению. Более того, каждый рисунок был бережно облицован тонким пластичным стеклом и помещен в богатую раму.

Илари ничего не оставалось, как молча стоять посреди этого подземного вернисажа и медленно переводить глаза с хранителя на картины. С картин – на хранителя. Ей не нужно было сообщать имя художника. Им был ее отец.

Глава 23 Союзы

Виселица, наспех сколоченная прямо посреди главной площади Подгорья, напрочь раскроила своими деревянными перекладинами то оживленное, радостное настроение, с которым обычно хархи встречали светлый День очищения перед Горидукхом. Словно вонзенный меч с треугольной рукоятью, она грозно возвышалась над еще не открытыми прилавками лоточников, над тревожно гудящей толпой, над спинами бродячих собак, знатно разжиревших за лето на щедрых базарных объедках. От сооружения не веяло мертвечиной. Пока. Матерь звезд еще не взошла достаточно высоко, чтобы начать извлекать своими палящими лучами характерный смрад разложения из тела повешенного. Так что, если ветер принимался вдруг дуть в лицо, никто пока не затыкал носа и не торопился спастись за платком, пропитанным лимонным маслом.

И все же отсутствие зловония в то утро вряд ли можно было счесть за благо. Кто знает, вдруг оно смогло бы отвлечь внимание жителей Подгорья от другого, куда более опасного и тревожного духа, витавшего над дощатым помостом? Увы, судьбе было угодно иначе. Видимо, в ее планы входило, чтобы виселица, торчащая над площадью беспарусной мачтой, несла в себе одно-единственное послание. Вернее, вызов. Открытый и прямолинейный.

– Вызов… – шепотом произнес Умм.

Он просто бросил свою догадку в никуда – без цели и смысла. Гнев и недоумение вели ожесточенную борьбу за главенствующее положение на его лице. В конце концов они слились в один, застывший в мимике и на языке вопрос:

– Но, во имя Огненного, чей вызов? Кому это было нужно?!

На редкость утомленный Дримгур еще раз с силой потер сонные глаза, словно хотел стереть с них усталость, и как-то буднично проговорил:

– Ты сам и ответил на свой вопрос, Умм.

Непонимание и оторопь на лице друга доставили Дримгуру непривычное удовольствие. Дабы усилить полученный эффект, он напустил на себя еще более бесстрастный вид и холодным судейским тоном изрек Умму прямо в ухо:

– Достойный конец для недостойного. – После чего, понизив голос, прибавил: – Так будет с каждым лжепророком. Это мое личное мнение.

Он поднял голову, чтобы еще раз взглянуть на Тихха, обретшего свое последнее пристанище на огненной земле. В глазах Дримгура не было ни ужаса, ни растерянности. Он оставил эти сантименты другим – неизбранным, обреченным влачить жалкую, не украшенную ни единым подвигом жизнь. Это они – неизбранные – взирали на повешенного скитальца как на дурное знамение и небесную кару. Дримгур же поднял взгляд не за этим. Он просто хотел еще раз полюбоваться своей блестящей работой и умением выполнять приказы.

И было в том взгляде не меньше вызова, чем в долговязом скелете виселицы, хищно нависшей над площадью в светлый праздничный день.